Жан де Малесси - История яда

Естественно, при таких масштабах ликвидации появилась необходимость в громадном количестве «циклона», но в этом деле тоже следовало избегать огласки. Несколько частных фирм занялись упаковкой и доставкой «товара». Кондитерские и химические заводы, расположенные в Дессау, продавали этот яд под видом инсектицида «Немецкому обществу по борьбе с вредителями», служившему не более как ширмой. Фирма «Теш и Стабенов», называвшая себя «Международным обществом по уничтожению паразитов», поставила около 8 тонн «циклона Б» в лагерь в Майданеке, где тоже перешли с угарного газа на синильную кислоту.

В январе 1944 года во Франкфурте-на-Майне прошел международный конгресс, посвященный цианистоводородной кислоте и ее применению. На нем собрались производители, поставщики и потребители яда. В числе последних в форуме принимало активное участие главное управление СС. Участники конгресса обменялись мнениями о качестве кизельгура и значении стабилизатора и пришли к выводу, что необходимость в оповещающем веществе в некоторых строго определенных случаях отпадает… Все это свидетельствовало о том, что синильную кислоту иногда используют в весьма специфических целях. Тем не менее, у упаковщиков и продавцов этого совершенно особого товара так ничего и не колыхнулось в душе.

Высшие нацистские чины во главе с Гитлером были прекрасно осведомлены о том, какие ужасные злодеяния вершатся от их имени. Об этом свидетельствуют строгие требования секретности, выдвигавшиеся рейхсканцлером во время программы «Эвтаназия», а также приказ Гиммлера уничтожить наиболее явственные следы преступлений. В августе 1942 года группенфюрер СС Одило Глобочник, правая рука Гиммлера и главный исполнитель операции «Рейнхард», во время очередного осмотра Бельзена решил напомнить своим подчиненным, что разглашение информации о лагерях карается смертной казнью. Помимо прямых предупреждений, нацисты применяли и другие, скрытые меры для предотвращения слухов о геноциде.

И на сей раз образцом для них служила «Эвтаназия». Тогда эсэсовцы в целях маскировки прибегли к особому, двусмысленному словарю. По иерархической лестнице в обоих направлениях перемещалась масса административных документов, составленных в эвфемистических выражениях, которые призваны были скрыть правду. Яд таился за удобной ширмой из лжи и недомолвок. Нацисты старались ввести в заблуждение всех: средства массовой информации, а в их лице немецкую и международную общественность, своих жертв, которых они держали в неведении до самой последней минуты, ну и наконец судей, когда настал час расплаты.

Все началось в 1939 году: сценарий, по которому была умерщвлена первая партия больных, послужил моделью для всех последующих процедур данного рода. В секретной директиве от 1 сентября, помеченной задним числом, Гитлер требовал, чтобы информация, касающаяся проекта «Эвтаназия», хранилась в строжайшем секрете. С тех пор над многими больницами и клиниками нависла зловещая тень. Большую часть лечебных учреждений Германии окутали «Тьма и Туман», прикрытые «бумажным занавесом», с помощью которого нацисты пытались доказать, что они занимаются обычным и едва ли не почетным делом. Гитлер, несмотря на то, что обладал абсолютной властью, все-таки не отваживался придавать своим действиям узаконенный характер, предчувствуя, какую бурю негодования вызовет его проект у огромного большинства людей.

Названия организаций, проводивших в жизнь «Эвтаназию», хранились пока в тайне. Им присваивали такие многословные и напыщенные наименования, как, например, «Трудовое общество терапевтических и лечебных учреждений» или «Общественно-полезное общество по перевозке больных» и множество других.

Для устранения компрометирующих улик семьям пропавших без вести рассылали стереотипные письма, в которых указывались совершенно невероятные, а иногда и просто нелепые причины смерти. Яд тоже двигался по довольно сложной и длинной траектории; таким способом администрация пыталась замести следы. Центральная организация, координировавшая действия всех других, официально называлась Т4, сокращение от «Тиргартен Штрассе 4», но этот адрес отнюдь не был единственным. Т4 заказывала смертоносный газ через свою секцию «Экономика» у отделения «Химия» Технического института криминологии, которое уже от своего лица делало заказ производителю. Адрес получателя также был зашифрован: к примеру, за ширмой общества «Иеннервайн и Бреннер» скрывались имена Брака и Бланкенбурга. Известно, что первый из них вначале был консультантом по вопросам эвтаназии, а затем поделился своим бесценным опытом с организаторами лагерей смерти.

С 1943 по 1945 год нацисты пытались уничтожить все компрометирующие улики, которые оставил после себя геноцид, и в первую очередь письменные документы, где указывались имена главных его виновников. Последние всячески старались избегать слишком красноречивых намеков на массовые умерщвления газом. Они использовали жалкие эвфемизмы, которые быстро изнашивались и постоянно требовали замены. Так возникли термины «перемещение», «депортация» и «перевозка», затем появились еще более тревожные «дезинфекция» и «специальное лечение». «Финальный исход» был самым употребительным из них.

В конце 1944 года, с тех пор как союзники начали неумолимо приближаться к Берлину, перед нацистами встала необходимость ликвидации всех вещественных доказательств. В соответствии с недвусмысленным приказом Гиммлера, трупы уже развеяли в прах, но оставались строения, назначение которых ни у кого не вызвало бы сомнений. Некоторые сооружения попросту разобрали кирпичик за кирпичиком, другие взорвали. В конце ноября 1944 года поступил приказ уничтожить газовое и кремационное оборудование Аушвица; второй и третий крематории были демонтированы, четвертый взлетел на воздух во время последнего восстания, поднятого бригадой узников. Последняя печь работала вплоть до января 1945 года; перед тем как унести ноги, эсэсовцы ее взорвали

Узники, входившие в состав рабочих бригад, были живыми и потому вдвойне опасными свидетелями. С ними нужно было покончить во что бы то ни стало. Бедняги почти все погибли. И все-таки, несмотря на кропотливое уничтожение улик, на многочисленные угрозы и физическое истребление жертв, неопровержимые доказательства остались. Они и сейчас еще служат нам напоминанием и предостережением.

Всякое странствие когда-нибудь заканчивается; путешествие в страну ядов не станет исключением из общего правила. Теперь, когда мы уже покинули это грозное государство и оказались в более гостеприимных краях, позволительно задать себе вопрос, где же находится его воображаемая граница и в какой миг мы ее пересекаем? В какое мгновение мы покидаем (и покидаем ли вообще?) преступную вселенную, в которой яд чувствует себя как дома, и возвращаемся в мир случайных происшествий, несомненно расположенный за пределами уголовной галактики? Существующая демаркационная линия крайне условна, и отравление, становясь формой коллективной преступности, еще больше запутывает дело.