Андрей Кудин - Как выжить в тюрьме

Чем больше арестант жалуется на условия содержания — тем больше похвал со стороны руководства срывают тюремщики. На то она и тюрьма, чтобы сидящие в ней взвыли, словно собаки. Когда арестанту по-настоящему становится плохо, он делается более покладистым в разговоре, и беседовать с ним значительно проще.

Жаловаться на тюремный быт бесполезно. Не зря говорят: “Многие уходили за правдой, а кто вернулся?”. Идти на контакт с администрацией, выслуживаться перед псами? Низко, глупо, бесперспективно. Если кому-то нравится вылизывать чью-то задницу — флаг ему в руки.

Остается одно — заставить окружающий мир работать на себя. Сделать это и трудно, и легко одновременно. Если говорить о чисто материальной стороне вопроса, то все тюремщики и мусора панически боятся брать взятки, дабы самим не сесть в соседнюю камеру. Однако все они, плюнув на инстинкт самосохранения, с нескрываемым удовольствием берут на лапу. Людям как виду млекопитающих изначально присущи продажность и беспринципность. Редкие исключения только подтверждают общее правило. За решеткой, где буквально всё покупается и продается, данные качества проявляются особенно остро. Тюрьма причиняет одним нестерпимую боль. Для других она служит стабильным источником прибыли.

У меня было время поразмыслить с листом бумаги и шариковой ручкой в руке. С какой стороны ни зайди, как ни считай, а цифры получаются весьма любопытные. Если брать по скромному, то теневой оборот тюрем и лагерей в Украине колеблется от восьми до четырнадцати миллионов долларов США в день. А мы удивляемся: почему тюремщики и мусора не бросают работу, раз на ней так мало платят? Оказывается, кое-кому, стоящему поблизости от кормушки, есть за что побороться.

Вынесенная в эпиграф фраза пришла на ум, когда рослый, упитанный тюремщик поскользнулся на льду и изо всей дури протаранил башкой обледенелую бетонную стену. Мы с любопытством наблюдали за распластавшимся телом.

— Не встанет. Спорим на ужин, — предложил, вынырнув из-за спины, шустрый коротышка небритому верзиле из-под Донецка.

— Встанет, — разочарованно протянул небритый и спорить не стал.

Действительно, тюремщик довольно-таки быстро поднялся и, рыча от ярости, погнал нас дальше, выписывая в воздухе замысловатые фигуры руками. Нормальный человек ни за что бы не оклемался, а этому хоть бы что. Я ещё раз имел возможность убедиться, что если во время столкновения головы с другим предметом раздается глухой звук, то это не обязательно звук головы.

Существует ли у тюремного персонала серое вещество наподобие мозга или нет — вопрос остается открытым. Если да, то оно работает исключительно в одном направлении — где бы и чего побольше урвать.

Как-то тюремщики ворвались с обыском накануне обеда. В тот день, утром, коллега по несчастью получил из дому продуктовую передачу, и мы только что закончили делать бутерброды с сыром. Всех, как обычно, загнали в отстойник. Вещи повытряхивали из сумок, раскидав вперемешку по полу. Веревки с сохнущим бельем оборвали, белье туда же — на пол. Часть бутербродов съели, остальные сбросили со стола.

Интересно, их что — дома не кормят? Хари такие, что дай Бог каждому так отъесться. А если и не кормят, то зачем ногами топтать? Лично меня это взбесило, остальным, смотрю, всё равно. Привыкли. Мол, чему удивляться? Всё нормально. Серая повседневность. Тюремные будни, в которых заключенный — ничто, бесправное и безмолвное существо похуже собаки.

Я смотрел, как сокамерники монотонно собирали разбросанные в беспорядке шмотки, слушал, у кого что пропало. Ненависти не было. Только глухая злоба и презрение к самодовольным жлобам, наживающимся на чужом горе. Они настолько ничтожны, что даже взятки им никто не дает — не за что. Вот и приходится отбирать у арестантов всевозможные мелочи, чтобы не зря прошел рабочий день. Как они выражаются: “забрать у зека не в западло”, а так — в порядке вещей. Мол, рассматривайте данное явление не как воровство, а как скромный вклад тюремного персонала в борьбу с преступностью во владениях местного феодала.

Подавляющее большинство надзирателей получает откровенное удовольствие от обысков как таковых. Они наслаждаются тем, что унижают других, сам процесс их привлекает больше, чем результат поиска. В этом отношении их трудолюбию можно только позавидовать. Не каждому дано с утра до вечера заглядывать в анальные отверстия в поисках запрещенных предметов.

В преддверии праздников оловянные солдатики заметно активизируются. По всей тюрьме проходят повальные обыски. Возвращающихся со следственки заключенных обыскивают по несколько раз. Найденные продукты, с большим трудом переданные с воли, отбирают — нужно ведь чем-то закусывать.

Когда 30 декабря я возвращался в камеру около пяти вечера, тюремщики уже успели надраться как свиньи и весело гоготали, развалившись на стульях. На меня никто внимания не обращал, да и отбирать, по большому счету, было нечего — плитка шоколада, два-три апельсина, полуторалитровая пластиковая бутылка воды и стопка свежих газет. Пустяк для свободы и целое состояние как для тюрьмы.

Вода была самая обычная, негазированная. Половину я выпил на следственке, половина оставалась в бутылке.

— Что несешь? — подозрительно поинтересовался ковылявший где-то сзади тюремщик.

— Воду.

— Воду... — как эхо, задумчиво повторил спутник. — Почему воду?

До его извилин никак не могло достучаться, что пить, пусть даже прокипяченную, но техническую и ржавую воду опротивело до такой степени, что стакан с обычной чистой водой постепенно превратился в навязчивую идею фикс.

— Можешь понюхать, — предложил я тюремщику, подсунув бутылку под нос. Эта тварь не только понюхала, но и попробовала. Я посмотрел на его грязную морду, лоснящиеся от жира губы и понял, что допить остаток воды мне уже явно не суждено.

— Допивай, — я обреченно махнул рукой, думая как бы он пластиковую бутылку часом не отобрал, так как и её занесли в список запрещенных предметов.

Пока мы брели по подземному лабиринту, тюремщик добросовестно допил воду и, остановившись у дверей камеры, удивленно развел руками:

— Не вставляет.

Он всё ещё думал, что это какая-то хитрая жидкость наподобие спирта, но только без запаха и без вкуса.

— Я ведь говорил тебе, что это вода.

— Вода... — снова эхом отозвался комок человеческой глины, и разочарованно хмыкнув, потопал вглубь коридора.

Вода абсолютно безвредна для организма, чего не скажешь о стиральном порошке фирмы “Ариэль”, если употреблять его вместо еды. Вечно угрюмый сосед по камере впервые за несколько месяцев смеялся от всего сердца после того, как у него во время шмона нашли пакетик стирального порошка: