Андрей Кудин - Как выжить в тюрьме

— Разуй глаза, студент. Не выдержала маленькая твоей страсти. Да не боись. Лови ключи. Сбегай ко мне на хату. Принеси старое одеяло, что под кроватью, и канистру захвати. Она на балконе. Мы её в одеяло завернем и подпалим. Прохожие подумают, что мусор горит. Огонь все следы уберет. Только давай по-быстрому — одна нога здесь, другая — там.

Стасик был послушным мальчиком. Быстренько сбегал (благо недалеко), помог приятелям завернуть школьницу в одеяло. Паша облил одеяло бензином. Вася поджег... Приятели уже собрались расходиться по домам, как возле них остановилась патрульная машина с нарядом милиции.

Единственное, в чем троице повезло, так это в том, что девчонка выжила, хотя и осталась калекой на всю оставшуюся жизнь. Вина всех троих была полностью доказана. Взрослые дяди не отпирались, а вот Стас упорно не хотел садиться в тюрьму. Бывший студент-экономист решил закосить под душевнобольного, рассудив, что провести пару лет на дурке лучше, чем отбарабанить петухом пятнашку на зоне.

Не могу сказать, что путь на свободу, который выбрал студент, был самым приятным и легким. Даже Лупоглазый, отчаявшийся дождаться суда, и тот хихикнул:

— Семь лет сижу, а такого красавца вижу впервые.

Чего только не делал Стасик, чтобы убедить окружающих в том, что у него с мозгами не всё в порядке! Раздевался догола и прыгал, как Тарзан, по пальмам, цитируя классиков марксизма-ленинизма. Нужду справлял прямо в тюремную миску. Однажды выкрутил лампочку и стал её есть. Дня два чудил, пока не начал общаковую посуду в параше мыть. Тут у братвы терпение лопнуло и несостоявшегося экономиста выломили из хаты.

— Послал Господь сокамерничка... — процедил сквозь зубы Максимка после того, как за Стасом захлопнулась дверь. — Ума не приложу, чего этой твари на свободе недоставало?

— Чужая душа — потемки, — нервно выдавил Лупоглазый, впадая в депрессию, — Степаныч, а Степаныч, как тебе Стасик, а?.. — повернулся он к дяде Грише.

Степаныч, завернувшись в одеяло, сидел на наре и, не обращая внимания на внутрикамерную возню, читал Новый Завет в потрепанном переплете.

Вне зависимости от того, кем человек называет себя — верующим или атеистом — в глубине души он верит в то, что там, за последним ударом сердца, продолжается жизнь, не прекращающаяся ни на мгновение после физического разложения тела. Крайне тяжело думать о том, что с обратной стороны финишной ленточки не написано слово “Старт”, что там нет ничего, что жизнь, какой бы она ни была, существует только здесь и больше нигде.

В тайниках сознания человек время от времени рисует немыслимые страдания в пламени Ада и блаженства Рая, умноженные на исполнение всех несбывшихся желаний в качестве награды за пройденный путь. И то, и другое люди представляют себе довольно отчетливо, отталкиваясь от уже имеющегося опыта и по аналогии с черными или светлыми днями из прожитой жизни.

Без особого труда человек в состоянии вообразить всё, что угодно, но только не то, с чем ещё никогда не приходилось сталкиваться. Трудно объяснить, что такое любовь, тому, кто не умеет любить. Теоретически он тебя, может быть, и поймет или, по крайней мере, сделает вид, что понял. Однако как только ты отвернешься, — через секунду рассмеется в спину, выразительно покрутив пальцем возле виска.

Нетрудно понять, что такое двухмерное или трехмерное пространство, представить и то, и другое — проще простого. Однако попробуй задуматься над тем, как выглядит четырехмерное или пятимерное пространство и уже через пару минут мозговые извилины расплавятся, словно воск. Представить себе, что это такое, и не свихнуться могут только те, кто там побывал.

Человек способен нарисовать в воображении Рай, может напрячься и придумать, как выглядит Ад, но только не абсолютное ничего, с которым он никогда не сталкивался. Даже когда человек спит глубоким сном, теряет сознание или находится в коме, его мозг продолжает работать. Чтобы достоверно рассказать о смерти, необходимо пережить её и вернуться обратно в тело, что само по себе уже невозможно. По крайней мере, в то тело, которое у тебя до этого было. Те, кто испытали состояние клинической смерти, только приблизились к роковой черте, но смерть как таковую они не узнали, потому что были живы и продолжали жить во время остановки сердца и прекращения дыхания. Их состояние оценивалось как критическое и порой внешне напоминало смерть, но вместе с тем это всё ещё была жизнь, и то, что они описывают в своих воспоминаниях, является описанием состояния жизни, а не состояния по ту сторону бытия.

Несмотря на изобилие умных книг, на армии священников и толпы ученых, вопрос: “Что там?”— по-прежнему остается открытым для большинства из тех, кому ещё не наскучило думать. Как и много тысяч лет назад, на вышеназванный вопрос по-прежнему существует два варианта ответа.

Ответ первый — самый простой. Homo sapiens ничем не лучше других представителей животного мира. Они рождаются, живут и умирают подобно другим млекопитающим. Всё чрезвычайно ясно, до предела понятно, и нечего строить иллюзии.

Согласись, довольно непривычно звучат рассуждения о том, что существует потусторонняя жизнь у кошек, собак, канареек или у любимого хомяка, который, потешно надув щеки, жует в данный момент листик капусты. Более того: тот, кто утверждает, что у животных имеется нечто, что мы называем душой, имеет реальный шанс, в лучшем случае, быть осмеянным окружающими, если, конечно же, его не сочтут форменным идиотом и не побегут вызывать санитаров с носилками.

Люди, с аппетитом жующие свинину на обед, совершенно не задумываются о том, куда конкретно они отправили добродушного хрюшу — в Рай или в Ад, и кого конкретно потерял местный свинарник в лице съедаемого Пятачка. (Кстати, когда свиньям удается полакомиться человечиной, они также не задаются подобными вопросами).

Человек разумный спокойно убивает и употребляет в пищу живые существа, совершенно не беспокоясь о том, что у них вдруг может оказаться какая-то там душа, что они также, как люди, умеют радоваться, грустить и всякое тому подобное. Человек убежден, что ничего похожего у других представителей животного мира нет и быть не может. А если вдруг у Пятачка окажется ещё одна жизнь, так это, в принципе, к лучшему — съедим его ещё раз. Так думают люди.

Никому из них не хочется думать о том, что если ни у кого из живущих существ нет иной жизни, кроме той, которая им уже однажды дана, то почему для людей должно быть сделано исключение? Ведь не бывает такого, чтобы все живые существа жили по одним законам природы, а человек — по другим.