Владимир Шигин - Кронштадт

Любая тварь по морю знай плывет,
Под винт попасть не каждый норовит,
А здесь, на суше, встречный пешеход
Наступит, оттолкнет — и убежит.

Так всем делам моим на суше вопреки,
Так назло моим заботам на земле
Вы меня возьмите в море, моряки,
Я все вахты отстою на корабле!

Известно вам — мир не на трех китах,
А нам известно — он не на троих.
Вам вольничать нельзя в чужих портах,
А я забыл, как вольничать в своих.

Так всем делам моим на суше вопреки,
Так назло моим заботам на земле
Вы за мной пришлите шлюпку, моряки,
Поднесите кружку рома на весле!

Этот день будет первым всегда и везде —
Пробил час, долгожданный серебряный час:
Мы ушли по весенней высокой воде,
Обещанием помнить и ждать заручась.

По горячим следам мореходов живых и экранных,
Что пробили нам курс через рифы, туманы и льды,
Мы под парусом белым идем с океаном на равных
Лишь в упряжке ветров — не терзая винтами воды.

Впереди — чудеса неземные!
А земле, чтобы ждать веселей,
Будем честно мы слать позывные —
Эту вечную дань кораблей.

Говорят, будто парусу реквием спет,
Черный бриг за пиратство в музей заточен,
Бросил якорь в историю стройный корвет,
Многотрубные увальни вышли в почет.

Но весь род моряков — сколько есть — до седьмого колена
Будет помнить о тех, кто ходил на накале страстей.
И текла за бортом добела раскаленная пена,
И щадила судьба непутевых своих сыновей.

Впереди — чудеса неземные!
А земле, чтобы ждать веселей,
Будем честно мы слать позывные —
Эту вечную дань кораблей.

Материк безымянный не встретим вдали,
Островам не присвоим названий своих —
Все открытые земли давно нарекли
Именами великих людей и святых.

Расхватали открытья — мы ложных иллюзий не строим, —
Но стекает вода с якорей, как живая вода.
Повезет — и тогда мы в себе эти земли откроем, —
И на берег сойдем — и останемся там навсегда.

Не смыкайте же век, рулевые, —
Вдруг расщедрится серая мгла —
На «Летучем Голландце» впервые
Запалят ради нас факела!

Впереди — чудеса неземные!
А земле, чтобы ждать веселей,
Будем честно мы слать позывные —
Эту вечную дань кораблей.

Марш боплов

Некрасиво глядимся в ломаторах 3 3 Ломаторы — иллюминаторы, в том числе на водолазном шлеме (мор. жаргон). лицами потными,
Когда ноги скользят, выбираясь по трапу на борт.
Боевыми пловцами зовемся, а попросту — боплами,
Это значит — чуть больше земных и подводных забот.

За бортом море Баренца штормами варится,
И зимою ветра наждаком обдирают лицо…
Все же птицы упрямо в наш край по весне возвращаются,
Где история вписана в сопки горячим свинцом.

Это море нас ждало, ласкало, баюкало…
Но порой забирало здоровье и лучших друзей.
Вот дождаться бы отпуска и прошвырнуться на юг бы нам,
Но не думай об этом, пока не достигнешь земель.

А когда ты достигнешь и воздух вдохнешь, и доложишься,
Все, что нужно, взорвав, а что нужно — достав из глубин,
И доешь и допьешь, и споешь, все, что было отложено…
И напишешь тому, кто смертельно далек и любим….

А быть может, тебя дожидается весточка светлая,
Так пляши, — ну а нет, — стало быть, не судьба…
Просто служба у нас глубоко незаметная,
И опять мы уходим, в морях не оставив следа…

А когда мы вернемся, когда же все это закончится…
И последнюю лодку поставят на вечный прикол.
Тем, кто дожил и нет, вдруг на берег сойти не захочется, —
Будем вечно хранить этот край черных вод, синих звезд, белых гор.

А боцман ругался: «Итить-разъитить!»
А море, ребята, не любит шутить,
Штормит и штормит без предела…
До базы остался один переход,
Не риф, и не мель, и не зверь кашалот, —
Своя же подлодка задела…

Корабль упал, завалившись на бок,
На лоно Отца-Океана…
И люди уснули, и знает лишь Бог,
Когда отворится заиленный борт, —
Всех море отдаст без изъяна…

Года пролетели, года протекли,
И вот зазвенели о борт башмаки,
И ангел сошел в «трехболтовке» своей,
И стропы завел, и скомандовал: «Эй!»
Понтоны привсплыли, как спьяна…

Стропа натянулись, стропа напряглись,
Как струны гигантские, тянутся вниз…
И будто сирены оплакать взялись —
Поют клапана у насосов…
Не хочет отдать Океан их седой…
Начальники спусков, Никола Морской
Взмолились по душам матросов…

Но вот раздалося по связи: «Отрыв!»
И судно качнулось, над бездною всплыв,
Запишут: «Двенадцать ноль восемь…»
А после — буксир, а потом — доковать
И резать на лом или будут латать…
И сколько там будет вопросов!

А женам рыдать, хоронить их опять,
И снова в могилы гроба опускать
Вернувшихся дважды матросов…
Вернувшихся все же матросов…

Песня гребцов
(Из Анакреонта)

Слава гребцам, погружающим весла в пучины
И воздымающим вновь над горбом Океана.
Слава судам, что бескрайним теченьем влачимы,
Волей богов, восседающих в сумерках храма.

Слава хребтам, что смиряясь, клокочут и воют,
В полдень мурлыча, а к вечеру алча расплаты…
Спят неспокойно усталые волны, как войны
С битвы пришедшие, руки сложивши на латы.

Слава гребцам, запевающим вольно и просто
В звоне цепей, что от века влачат исполины,
Соединяющих руки, несущие весла,
С древом, политым дождями и солнцем палимым.

Слава ветрам, наполняющим парус просторный,
Равно дарующим отдых и гибель сулящим
И разносящим протяжные песни по волнам,
Запах родимой земли от кормы уносящим.

Слава бичам, рассекающим воздух и спины,
Слава дельфинам, скользящим по гребням покатым,
Мелким рыбешкам, что ныне на ужин ловимы,
И в глубине бирюзовой мелькающим скатам.

Слава коням, уносящим уставшее солнце,
Слава вечерней похлебке скупой, но горячей,
Всем, доверяющим жизни каракулям лоций,
Свету созвездий, всходящих над бездной незрячей.

Фосфоресцируют, мечутся, манят, таятся
Чуда, доселе незримые, странные звуки…
То обступают, то снова во тьме растворятся,
Опровергая бесстыжие догмы науки.