Сергей Брилёв - Разведка. «Нелегалы» наоборот

– Во-первых, на мне британская форма. А это, знаете ли, своего рода политический бронежилет. Во-вторых, я именно что восхищаюсь Троцким [154]. Это был блестящий организатор. Ну, а в-третьих, для YMCA ещё важнее то, что я ненавижу немцев [155].

Что ж? Хилл был любитель женщин и был такой, как сказали бы сегодня, «тусовщик», что после войны многие его знакомые не могли поверить, как это он, никогда не отказывавшийся от выпивки, вошёл в руководство компании по производству минеральной воды [156]. Но всё это лишь доказывает: кроме своей страны он любил – и себя. А ещё был – прагматиком.

И кстати: в Коминтерне Хилл видел «готовую пятую колонну по проникновению в Германию» [157].

Со временем отдельно взятые операции по заброске советских агентов из Англии на континент в SOE стали обозначать либо по названиям напитков («Тоник», «Кофе», «Бургундское», «Оранж», «Виски» и т. п.), либо по названиям гор («Этна», «Эверест», «Арарат») [158]. Но целиком вся схема – всё-таки “Pickaxe”. То есть «Кирка», «Кайло». Или – «Ледоруб». Как предполагает британский соавтор, это было намеком на организованное перед войной НКВД убийство Троцкого: ему же именно ледорубом размозжил голову советский агент Рамон Меркадер [159].

Эх, в SOE, конечно, и думать не могли, как близко оказались к истине, которую мы обнаружили только теперь в архивах Коминтерна! Дело в том, что и непосредственный убийца Троцкого испанец Меркадер, и организатор этого убийства Наум Эйтингон имели прямое отношение к тому, что с 1937 г. на советскую разведку работала первая же девушка, переброшенная в Британию по соглашению между НКВД – SOE.

Доказательства? Приведем отрывок из автобиографии в РГАСПИ Шифры Липшиц, где она рассказывает о некоторых обстоятельствах своего пребывания на Гражданской войне в Испании (орфография и пунктуация сохранены): «В декабре 1937 г. через товарища Меркадер я имела разговор с тов. Котовым…» [160]Для понимания: как хорошо известно сегодня, «Котов» – это Наум Эйтингтон [161]. Про него Шифра Липшиц пишет: «[Он] предложил мне выехать в Польшу с целью вести нам работу в пользу Советского Союза; я конечно согласилась на это» [162].

В 1942 г. Шифра повторит подвиг Зои Космодемьянской. Но уже – во Франции.

…Март 1942 года. В Северной Атлантике немцы топят советский транспорт «Ижора»: один из тех, что участвовали в том, что в России называют «северными», а в Британии – «арктическими» конвоями. Теперь – вопрос. С Запада в СССР такие конвои везли оружие, стратегические материалы и т. п.; здесь и сейчас мы не будем дискутировать на тему, каков был процент советских военных потребностей, покрытых этими поставками. А после того, как эти конвои разгружали в Мурманске и Архангельске, неужели они возвращались пустыми?

Что касается «Ижоры», то про неё точно известно, что в свой предыдущий «порожний» рейс она 20 ноября 1941 г. доставила в Британию первую тройку советских разведчиков: «Анну Успенскую», «Павла Кубицкого» и «Петра Кузнецова».

Информация об их предстоящем прибытии на борту «Ижоры» пришла в Лондон 12 ноября. Начальникам портов Лит, Абердин и Глазго в Шотландии, а также Ньюкасл и Халл в северной Англии предписывалось придержать гостей из СССР на борту до тех пор, пока за ними не приедет Милнс-Гаскелл из SOE: «Это должно быть сделано как можно более ненавязчиво, чтобы другие пассажиры ни о чём не догадались». [163]

Правда, с этим возникла проблема. Милнс-Гаскелл ждал группу на «большой земле» в Эдинбурге, но из отчёта на имя директора SOE по заграничным группам следует, что на «Ижоре» случилась какая-то поломка и она на несколько дней застряла в порту Скапа. Это на Оркнейских островах [164], куда и сейчас выдвинуться оперативно бывает сложно. Милнс-Гаскелл туда из Эдинбурга не успевал, представителей SOE на самих островах не было, и пассажиры из СССР сходили на берег самостоятельно, явно нервничая. Пассажиры-мужчины даже оставили на борту свою радиостанцию, «так как боялись показать ее таможенникам» [165]. Когда Милнс-Гаскелл всё-таки их дождался на «большой земле», то отвёз их в Лондон, откуда мужчин направили на объект STS № 51, как тогда назывался нынешний международный аэропорт Манчестера. Там «ледорубам» предстоял курс парашютных прыжков.

Мужчин пока вынесем за скобки (он станут участниками операции «Ледоруб-II»), а на девушку переключимся – уже окончательно.

Приглядевшись к ней, поговорив с ней, в Лондоне пришли к двух выводам. Во-первых – коммунистка [166]. Во-вторых, из всех других посланцев НКВД только про неё в SOE сначала подумали, что она русская: по акценту [167].

В российской историографии намёк на то, кем она была, до сих пор имелся весьма скупой. Сначала в «Истории российской внешней разведки», а потом в книге о Фитине только и было написано: «Первая группа наших связников прибыла в Англию уже в ноябре 1941 года. В составе группы была «Ханна»… Никакой информации о ней, кроме оперативного псевдонима, мы не имеем, хотя и можем предположить, что это была советская комсомолка» [168]. При личной встрече автор книги «Фитин» Александр Бондаренко посетовал российскому соавтору этой книги на то, что в Москве «к сожалению, все архивы до сих пор засекречены» [169].

Как мы уже показали, российские архивы засекречены не все; просто раньше никому не приходило в голову сравнить то, что есть в TNA в Лондоне, с тем, что есть в РГАСПИ в Москве. Но так как началось всё с рассекречивания материалов по операции «Ледоруб» в Британии, начнём с TNA. И – сразу два уточнения из архива в лондонском Кью. Во-первых, как мы уже выяснили, «Ижора» пришла из Архангельска не в Англию, а на входящие в Шотландию Оркнейские острова [170]. Но это не суть. Для нас главное – другое. Во-вторых, проводя уже после войны ревизию операции «Ледоруб», в британских спецслужбах посчитали «вероятным», что в реальности «Анна Успенская» – это уроженка Варшавы Шифра Липшиц [171]. То есть акцент у нее был не русский, а польско-еврейский [172]. А ещё во время её пребывания в Британии в SOE сделали фотографию этой девушки.

Сравнив эту карточку «Анны Успенской» из Национальных архивов в лондонском Кью с тем, что имеется в личном деле Шифры Липшиц в РГАСПИ на Большой Дмитровке в Москве, мы можем быть на 100 % уверенными: это действительно одно и то же лицо.