Сергей Брилёв - Разведка. «Нелегалы» наоборот

С чем была связана такая легкомысленность? Одна из не версий даже, а очевидных причин: находившееся в Москве руководство компартии Германии весьма преувеличивало уровень антинацистского коммунистического сопротивления и очень недооценивало ресурс нацистских властей. Глядя на немцев со стороны, это, конечно, кажется тем более странным: ведь во все времена немцы-нацисты, немцы-коммунисты, немцы-демократы, да вообще все немцы отличались и отличаются от остальных европейцев своей педантичностью, въедливостью, дисциплинированностью. Но уж как-то довоенные немцы-коммунисты не поняли, что на самом деле изменилось в их стране. Не это ли привело к тому, что на начальном этапе Великой Отечественной войны советские солдаты норовили высовываться из окопов и кричать наступавшим немцам нечто из серии: «Камарад! Мы же с тобой оба рабочие!» и т. п. А те – стреляли. Потом, когда в советский плен стали уже массово попадать солдаты и офицеры вермахта (и их стали массово допрашивать в том числе об истинном состоянии дел в Германии) – взгляды на реалии изменились. Но в 1941–1942 гг. заблуждения были ещё сильны. И факт есть факт: в Москве были готовы отправить Бруно Кюна в Германию под своим настоящим именем.

Впрочем, в октябре 1942 г. этот план был вовремя отменён. Вот почему немецкие документы, приготовленные для «Кузнецова», так и остались в архиве в Лондоне. В чём была причина отмены операции в Германии?

В его деле в TNA говорится, что он не захотел выдвигаться в Германию без напарника [339]. Также ранее и O‘Cалливан и британский соавтор этой книги обыгрывали ту версию, что Германию на другое направление «Кузнецову» сменили из-за того, что как раз летом 1942 г. гестапо арестовало ключевого участника «Красной капеллы» Лео Венцеля и Кюн летел ему на замену [340]. Но Венцеля арестовали в Бельгии, а Кюн вместо Германии полетел в Нидерланды! Как думается, скорее, речь шла о том, что Кюн реально оценивал обстановку и воспользовался отсутствием напарника только как предлогом. Предполагаем, что Кюн не хотел лететь в Германию, так как понимал, что там его бы арестовали при первой же серьёзной проверке документов.

В октябре 1942 г. Чичаев сообщил коллегам из SOE, что «Кузнецов» летит всё-таки в Нидерланды.

Из личных наблюдений. В совсем хорошую погоду со скал над английским Дувром видно не просто французский Кале, а даже который там час: так отчётливо через бинокль виден циферблат его главной башни. Но несмотря на такую географическую близость, и в Англии, как и в России, когда произносят слово «Европа», имеют в виду кого угодно, кроме самих себя. Для россиян «Европа» – где-то там, на Западе. А даже и для тех англичан, кто на референдуме о «Брекзите» голосовал за то, чтобы остаться в Евросоюзе (как британский соавтор этой книги), «Европа» – это всё-таки где-то там «за водой».

В свою очередь, для российского соавтора, когда он приехал работать в Лондон в середине 1990-х гг., приметой того, что он стал понимать ещё и политический британский юмор, стало то, когда он рассмеялся на шутку: «В проливе штормит, Европа вновь отделена от Англии». Но в каком проливе? За какой водой?!

Забавно, но в русском языке названия обеих водных преград, разделяющих Европейский континент и остров Великобританию, взяты из французского. Англичане говорят «Английский канал», русские – Ла-Манш. Англичане – «Дуврский пролив», русские – Па-де-Кале. Объясняется это совершенно очевидным образом. Если степень европейскости России – вопрос всегда дискуссионный, то расположена Россия всё-таки на европейском континенте. Соответственно, на Британию смотрит она в континентальной системе координат: оттуда, откуда, в свою очередь, Англию видно из «Европы», из Франции.

Но тут опять применим английские критерии. Несмотря на такую географическую близость, с культурологической точки зрения для англичан самая близкая европейская страна – не Франция, а Нидерланды [341].

Однако во Вторую мировую войну британскую SOE, наверное, большего всего «подвела» именно такая понятная Голландия. Точнее, напакостил, конечно, Гитлер. 10 мая 1940 г. он наплевал на провозглашённый Нидерландами нейтралитет и вторгся и в эту страну. 14 мая после бомбёжки Роттердама Нидерланды капитулировали, а их правительство и королевская семья эвакуировались в Лондон, откуда было организовано сопротивление оккупантам.

Кстати, именно по причине столь близких отношений правительства Его Британского Величества с эмигрантскими властями Нидерландов в руководстве SOE были вовсе не в восторге от идеи снарядить в Голландию ещё одного коммуниста из Москвы [342] (чуть позже мы ещё объясним, почему говорим о «ещё одном»; Кюн действительно был не единственным в своём роде). Тем не менее к отправке в Голландию «Кузнецова» готовили не только в НКВД (там для него припасли 75-ваттный польский радиопередатчик). Подготовка началась и в SOE.

Там для «Кузнецова» подобрали голландские документы. А ещё – новую легенду, объясняющую его раны после авиакатастрофы (якобы в июне 1939 г. он попал в ДТП, подо что были «подобраны» правильное место ДТП и правильный германский госпиталь, где он якобы проходил лечение). А ещё – карточки на хлеб, масло, мясо, сыр, маргарин, Nährmittel («питательные вещества»). А ещё – две тысячи голландских гульденов [343] (сегодня это составило бы £4,196.95 или примерно 350 000 рублей).

Откуда такая щедрость со стороны тех, у кого было столько сомнений? Дело в том, что все сомнения всё-таки перевесило то, что после трагедии операции «Ледоруб-II» (когда, напомним, погиб напарник «Кузнецова», загадочный «Кубицкий») в Лондоне посчитал себя «морально обязанными» [344].

Была и ещё одна проблема, которую, впрочем, тогда в Лондоне не осознавали. В ноябре 1941 г. немцы захватили в Голландии парашютированного туда из Англии радиста Хуберта Лауэрса. Он начал работать под их контролем. И хотя он стал вставлять в середину своих сообщений буквенные сочетания CAU и GHT (которыми должен был лишь начинать и заканчивать сообщения), в Лондоне этого не заметили. Итогом «радиоигры» немцев с Лондоном стало то, что в 1942–1944 гг. около полусотни агентов SOE попали в Голландии в заранее расставленные немцами ловушки. Немцы, зная, когда самолеты взлетают с авиабазы «Темпсфорд», не открывали по ним огонь при появлении над Голландией, давали выбросить парашютистов (чтобы их захватить), а сбивали самолёты только на обратном пути. В гестапо это назвали операциями «Энгландсшпиль» («Английская игра») и «Нордпол» («Северный полюс») [345].