Коллектив авторов - Черта (сборник)

Началась долгая и кропотливая борьба московской еврейской общины за сохранение главной синагоги города. В ход шли самые разные ухищрения, вплоть до перепланировки внутреннего пространства и обещаний перевести в здание ремесленное училище или детский приют. В этой борьбе общине удалось дотянуть до революционных событий 1905 года, когда царь, вынужденный пойти на некоторые либеральные уступки, подписал указ «О свободе вероисповеданий». В результате летом 1906 года, при содействии министра внутренних дел Петра Столыпина, было получено долгожданное разрешение царя на открытие Хоральной синагоги, борьба за которую продолжалась 15 лет.

С первых дней она стала духовным центром московской общины, и главная заслуга в том, что Хоральная синагога играла столь важную роль в истории евреев Российской империи, принадлежала ее раввину, уроженцу Могилева, Якову Мазе. Его подвижническая деятельность в Москве продолжалась тридцать лет, и этот период в истории московского еврейства по праву называют эпохой Мазе. Масштаб его личности был таков, что роль Мазе в отстаивании интересов и прав еврейского населения империи выходила далеко за московские пределы. Особенно широкую известность он приобрел, приехав в Киев на процесс по «делу Бейлиса», чтобы в качестве эксперта опровергнуть обвинения «кровавого навета» и, по сути, остановить назревавшую новую погромную волну.

Кроме всего прочего, сложности Мазе добавляли его старания позиционировать роль синагоги в диаспоре не только как «внутриеврейское» дело. Пытаясь выстраивать диалог с московской властью, как правило не испытывавшей к евреям дружелюбия, он проявлял величайшую принципиальность и непреклонность, но в то же время демонстрировал уважение к русским чиновникам и общественным деятелям, чьи труд и нравственная позиция служили интересам государства, полноправными гражданами которого стремились быть евреи эпохи Черты.

Этот принцип воплотился в торжественных речах, произнесенных раввином Хоральной синагоги в память о Льве Толстом в 1910 году и о директоре Императорского технического училища Александре Гавриленко в 1913 году. Объясняя, почему синагога, верная еврейской традиции, оплакивает последнего, хотя он не был евреем, Мазе сослался на постановление Талмуда «оплакивать неевреев наравне с евреями», если их земная жизнь оставила следы и добрую память людям. «Мы разделяем общую скорбь с общечеловеческой точки зрения… Мы заявляем, что умер человек с любящей душой… Его истинно христианское отношение к людям и настоящее русское благородное сердце каждый раз указывали ему пути, как открывать двери вверенного ему храма наук перед всеми стучавшимися в них».

Такая позиция московской синагоги была важна для противостояния политике антисемитизма. Она, конечно, не могла остановить волну, наступавшую сразу с двух сторон: и со стороны правительственных кругов, и со стороны готовых откликнуться на погромные призывы народных масс. Но она все же сглаживала остроту проблемы, что было в интересах каждого жителя Москвы еврейского происхождения. Наверное, деятельность Мазе и позиция синагоги были не единственными факторами, но, как бы то ни было, еврейские погромы, случавшиеся регулярно и на территории Черты, и за ее пределами – словом, везде, где местное население могло излить свою злобу на иноверцев, – обходили Москву стороной.

Еще одной возможностью проверить еврейскую общину на благонадежность стало вступление России в Первую мировую войну, названную тогда второй Отечественной. И московское еврейство проявило себя достойной частью отечества, включившись в решение общих для страны задач. При участии синагоги открывались лазареты, собирались деньги на нужды армии, оказывалась помощь пострадавшему населению Западного края. Когда правительство начало проводить политику выселения евреев из прифронтовых губерний, тысячи беженцев оказались в центральных районах страны, в том числе и в Москве. Община занималась их устройством, находила жилье и работу, открывала детские приюты. Делать это было легче в пригородах, поэтому в поселках рядом с Москвой: Малаховке, Салтыковке, Перловке, Марьиной Роще, Давыдкове, Черкизове – стала значительно расти доля евреев среди местных жителей.

Рост числа московских евреев в годы Первой мировой войны стал результатом вынужденного отступления государства от принципа удержания иноверцев на территории Черты. Следующий всплеск принесла с собой Февральская революция, после которой стали возвращаться ссыльные из мест заключения и те евреи, кому приходилось ранее скрываться в эмиграции.

Среди влившихся в годы войны и революции в еврейское население города были и мастеровые люди, и представители интеллигенции, деятели науки и культуры. Еврейское сообщество выросло количественно и качественно, и, конечно, не все вновь приехавшие чтили религиозные или как минимум общие национальные традиции. Такая тенденция оказалась в то время характерной не только для Москвы: Россия была на переломе, и чувство национальной самоидентификации тоже претерпевало серьезные изменения.

Но так или иначе, Москва превращалась в город с самой большой численностью еврейского населения. Начиналась следующая страница еврейской истории Москвы, которой предстояло вскоре стать столицей нового государства.

Москва в пределах Земляного вала в XV–XVII веках, когда в ней появились первые евреи

Зарядье со стороны Москвы-реки. 1880-1890 гг. Фото И.Н. Александрова из собрания Российской Государственной библиотеки

Леон Иосифович Мандельштам. Первый еврей, окончивший российский университет, издавший сборник своих стихотворений на русском языке. Первый переводчик А.С. Пушкина на иврит

Лазарь Поляков. Банкир, коммерции советник, еврейский общественный деятель

Московская Хоральная синагога