Андреас Шлипер - Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим

Теперь, когда все хорошо удалось, я сам иногда забываю, какое тонкое чувство, какая нежность и (говорю об этом с гордостью) какое изящество потребовались для того, чтобы этим меленьким частицам, про которые я никогда точно не знал, где именно они находятся, и которые сами никогда не могли решить, изображать им энергию или материю. И правы были люди, верившие когда-то, что покой есть естественное состояние всех вещей, ибо так это было когда-то в Раю, созданном Богом, когда все было совершенным и больше не должно было изменяться, развиваться и двигаться. В моем мире малейшее вращение разрастается и усиливается безостановочно и постоянно, я так устроил, чтобы всегда все было в движении до скончания дней, и назвал это энтропией, а когда вновь наступит повсеместное состояние покоя, оно будет продолжаться до той поры, пока я не решу, чтобы все началось заново.

Во все времена, что грядут еще до конца дней, я решил полагаться на малейшие объекты, которые всегда оставались мне верны и никогда меня не подводили. Мое — это квантовая механика, тут я как дома, в то время как механика небес мне до сегодняшнего дня оставалась чуждой, и пока еще никому не удалось [56]объяснить движение крупнейших объектов при помощи движения мельчайших, ибо Творение Бога и творение Дьявола останутся раздельными до конца всех дней, и ни один Бог, а уж тем более ни один человек не сможет когда-либо найти формулу мироздания, где бы все сходилось, хотя три инженера из Герне приблизились к решению почти вплотную, но это совсем другая история. Здесь я только отмечу, какая огромная нелепость кроется за утверждением, что между макрокосмосом и микрокосмосом должен существовать параллелизм, ибо созданному Богом и созданному мной никогда не сойтись. Ведь я все-таки не Бог и не могу подобно Ему одним махом отделить совершенное от возможного, как это сделал Он всего за шесть дней Творения, чем я не перестаю восхищаться от всего сердца, и знаю, что никогда с Ним в этом не сравняюсь, как бы ни старался.

Предаваться сожалениям у меня времени нет, ибо это всего лишь другая форма безделья, и я от нее отказываюсь, поскольку точно известно, что в один прекрасный день, неизвестно когда, может быть даже завтра, наступит последний день всех дней, а к тому моменту мое творение должно быть близким к совершенству, насколько это возможно, пусть даже я знаю, что мне никогда не сравняться с Богом и Его созданиями; всегда будет оставаться отличие, каким бы малым оно ни было в конце концов. Мое творение, т. е. мой алгоритм, создано с расчетом на мельчайшие изменения, настолько малые, что сам Бог Всеведущий едва ли может их воспринять; однако если в течение продолжительного времени будут действовать малые изменения [57], то и в крупном масштабе что-то обязательно изменится. Иногда достаточно бабочке взмахнуть крыльями где-то вдалеке, чтобы на другом конце мира изменилась погода. Ведь уравнения в моем алгоритме настолько чувствительны и пугливы, что они уже покажутся нам иными, как только мы произнесем вслух их название, о чем, кстати, никогда не задумывались маги, пытаясь с помощью имени постигать вещи и повелевать ими.

Во всяком случае, в моем творении все медленно движется вперед, очень медленно, но именно поэтому не менее надежно, несмотря ни на что. До сих пор я всегда добивался желаемого, если ограничивался малым, а так я могу действовать в мире и покое, оставаясь незамеченным ни Богом, ни людьми. Таким образом, я могу исправлять свои ошибки прежде, чем будет поздно, ибо Бог совершенен, а я уж точно, нет, и поэтому я, который ближе всех к Богу, не могу быть свободным от ошибок, в чем я вполне отдаю себе отчет, а посему меня можно упрекнуть в чем угодно, но только не в тщеславии.

Другие уже тогда могли быть более тщеславными, чем я; так, я знаю довольно точно, что я потому обратился к мельчайшему из малого, что Бог сам никогда этим не интересовался, так как пустота всегда была Ему неприятна, и Он изначально именно поэтому занялся Творением, ибо в осознании своего бьющего через край Могущества и Великолепия Ему была просто невыносима мысль о том, что все только возможно, но ничто не действительно.

Хочу здесь открыть одну тайну: когда сам Бог еще не отважился сделать великий шаг из Космоса возможностей в действительный мир, чтобы стать там Творцом и Властелином, уже тогда Он, вне всяких сомнений, был убежден в своем предназначении, и, поскольку, был слегка забывчив, записал все, что однажды из возможностей вырастет в реалии, на своей правой ладони, словно в памятной записке [58], а я обещал, что ни слова не скажу, какие там еще неожиданности ожидают мир и людей. Во всяком случае, пустота на Бога изначально действовала отталкивающе, и поэтому именно мельчайшее из малого, которому я в дальнейшем посвятил себя от всего сердца, было для Него чрезвычайно подозрительно, поскольку оно мало отличалось от фона пустоты — несколько маленьких частиц материи в гигантском Океане под названием Ничто, связанных между собой всего лишь небольшим количеством клейкой энергии. Божественное отвращение было настолько велико, и Он его так явственно демонстрировал, что некоторые позднее предполагали, что Бог не смог бы создать нечто бесконечно малое, но об этом я не желаю высказываться ни здесь, ни где-либо в другом месте и ни в какой форме.

Ведь действительно, творения Бога всегда грандиозны, и Ему потребовалось всего десять проявлений, чтобы завершить свой труд, и их назвали десять сефирот (ед. ч. — сефира; центральная идея Каббалы состоит в том, что каждая из десяти фаз эманации, образующих область проявлений Бога в различных Его атрибутах. Совокупность десяти сефирот образует «Древо жизни», понимаемое как динамическое единство, в котором раскрывается жизнедеятельность Бога, и которое задает ритм Творения. — Прим. пер. ), которые возникли из Его сокрытого бытия и теперь одновременно составляют как ансамбль, так и индивидуальности объединенного универсума, мир единства и многообразия, alma de-yihuda, и в центре их царит Тиферет, красота Бога. Я не могу и не желаю вступать тут в соревнование с Ним, хотя должен признать, что иногда в ночи, когда Бог отдыхает от своих трудов, я раздумывал, не одолжить ли мне ту или иную из Его сефирот, чтобы начать собственное творение, но потом я решил по-другому. И разве мой мир не удался на славу, взять хотя бы двадцать две буквы, образующие алфавит, которым я записал свой алгоритм, чтобы его мог прочитать каждый, кто даст себе труд это сделать? Однако об этом будет еще рассказано подробнее.

Я не хочу много об этом говорить, но можно себе представить, сколь трудоемкой должна быть работа, чтобы всего из нескольких букв не только создать целый, большой мир, который к тому же должен соответственно выглядеть, что уже само по себе достаточно трудно, но и придать ему такую динамику, которая без постоянного вмешательства продолжает понемногу постоянно действовать. Как бы то ни было, мой мир далеко еще не был готов, когда Бог изгнал из сада Эдемского человека со всеми зверями и тварями ползучими, оставив в Эдеме лишь растения, так как Он их особо любил, ведь даже саранче [59]в Судный день, сказано, что не должна она повреждать ни траву на земле, ни зелень, ни дерево, а только людей, на лбу которых нет печати. Когда весь мир должен быть разрушен раз и навсегда и ничто не спасется, кроме праведников, растениям будет дана та же привилегия — они будут спасены.