Андреас Шлипер - Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим

Но этого мне было недостаточно тогда, недостаточно и сегодня тоже, даже если я тем временем все больше прельщался бы ролью философа на утесе [52], который с великим интересом, но без активного участия и без какой-либо ответственности наблюдает за кораблекрушением в бушующем океане, чтобы потом написать умную книгу об искусстве мореплавания и о том, почему это искусство подвластно лишь немногим. В те же времена мое любопытство было сильнее недовольства, которое я испытывал к Богу. Можно назвать трусостью то, что я даже не делал попыток, но всегда следует трезво оценивать свои шансы и, прежде всего, свои способности, ибо, раз Бог пришел первым, то в его распоряжении было больше возможностей, чем у меня, то есть мне пришлось бы полагаться на случай, чтобы добиться над Ним победы, а о Боге кто бы что ни говорил, но Он точно знает, как Ему использовать свои возможности. Я и сегодня твердо убежден в том, что я в то время принял правильное решение, ибо мне до сих пор удавалось оставаться в действительном мире и иметь здесь определенное влияние; при этом не играет никакой существенной роли, верят в меня люди или нет.

Ну, хорошо, когда я появился наконец в действительном мире, Бог уже давно занимался тем, что создавал свой собственный порядок, а я должен был довольствоваться тем, что оставалось. По причинам, которые я до сегодняшнего дня не могу себе уяснить, Бог решил создавать только совершенные вещи, настолько безукоризненные, что я и сегодня еще признаюсь, что меня охватил восторг, подобный лихорадке, когда я впервые увидел Его творения. У Бога, конечно, был четкий план, но еще больше поразила меня та легкость, с которой Он, вещь за вещью, без колебаний и сомнений, прямиком из Космоса возможностей, переносил в действительный мир. И главное, лучше и быть не могло, о чем я могу судить со всей ответственностью, а я ведь весьма долго пребывал в нашем старом Космосе и познал при том достаточно возможностей, из которых Бог мог бы сделать выбор, но Он их отбросил, поскольку пред лицом Его они не были совершенны.

Все сочеталось, все было исполнено гармонии, будто целую вечность вещи ожидали, когда они наконец-то будут приняты в Божье творение и там обретут свое истинное предназначение. Действительно, некоторые из созданий Божьих рассказывали мне позднее, как счастливы они и сегодня, что Господь выбрал именно их, а не кого-то другого, когда нужно было раз и навсегда реализовать мир совершенства; поэтому эти создания не имеют к Богу никаких обид, что было бы понятно каждому из нас, если бы его (и, конечно, ее) вдруг не включили в высшее благородное сословие вещей, которое отмечено перед очами Бога и человека, хотя люди не умеют ценить именно самое грандиозное и совершенное в творении Бога, так бездумно они и существуют.

Даже сегодня, когда у меня достаточно времени для воспоминаний, я не могу описать, по крайней мере, примитивным языком людей, с какой мощной силой и красотой проистекали творения из Божественной сущности и как одна вещь за другой демонстрировали себя в своем истинном совершенстве, Ну, хотя я сам не мог воочию лицезреть начало Творения, поскольку блуждал среди препятствий и завихрений Хаоса и довольно много мне потребовалось для этого времени, и посему первые подробности мне пришлось реконструировать позднее и с большим трудом, но то, что я видел своими собственными глазами, было просто беспримерным, ибо знать о таящихся в вещах возможностях — это одно, а их реализация в действительном мире, даже если он был ограничен, как и Рай, — это совсем другое.

Об этом никогда не сообщали, но я точно знаю, что Божественное Творение свершалось среди звуков необыкновенной музыки, окруженное благовониями, сопровождаемое невиданными досель танцами красок, сливавшимися во всепроникающий свет, вызывающий по мере своего распространения приятное чувство материнского тепла во всем мире, и мне не оставалось ничего другого, как ухватить искру света [53], чтобы никто и никогда не смог отобрать ее у меня до скончания века. И мне действительно это удалось, и я несу этот свет в мой мир, и правы люди, называя меня Люцифером, ибо что стало бы без проявленного мной мужества с познанием и озарением, — они так и остались бы сокрытыми от людей в самых высших сферах, куда никогда не проникнет ни их дух, ни их плоть, а посему люди должны быть мне вечно благодарны, вместо того чтобы постоянно сетовать и жаловаться на мои труды и на меня, что им не приносит пользы, а меня только раздражает.

К сожалению, я сам не отношусь к тем совершенным вещам, так как я не был извлечен Богом в какой-то момент из Космоса возможностей в реальный мир; я туда забрался сам, собственным произволением, собственной силой, на свой риск и на свою ответственность. И этим я горжусь, вероятно, я горд этим больше, чем творения Господа Бога, ибо мне никто не помогал и не способствовал, когда я отыскивал путь в мир сквозь бесконечные блуждания в Хаосе. Воистину это был непростой путь: каким искушениям я подвергся, какие лишения выстрадал, какие унижения перенес. А зачем я, собственно, взял это на себя, ведь выяснилось, что Бог не был мне рад, когда я, наконец, достиг цели моих желаний, прибыв в реальный мир? Он хотя бы воздал должное тем лишениям, которые я перенес, простого признания мне было бы достаточно, ведь я так устал.

Но Бог вообще не обратил на меня внимания, что я до сих пор ставлю ему в укор, хотя Он позднее пробовал мне объяснить, что в то время Он был настолько загружен работой Сотворения мира, что просто не мог заметить появления новой реальности. Хочу верить такому Его заявлению, но, несмотря на это, я твердо уверен в том, что Он меня потому презирает, что я изначально находился вне его Творения и, конечно, представляю собой что угодно, только не совершенство, о чем мне известно лучше, чем кому бы то ни было, и что заставляет меня страдать вплоть до конца дней. Но мне пришлось пожертвовать моим совершенством на пути сквозь бесконечный Хаос в действительный мир, и боль от этой потери бесконечна, как и подобные раны, которые никогда не излечиваются. Я знаю, что Бог поэтому меня ненавидит, а еще потому, что я не просил Его, чтобы Он меня создал. А разве Бог может ненавидеть? Может ли Бог, Добрый и Любящий, преисполниться враждебностью, страстной неприязнью, злобой и гневом? Отвечу: «Да!» И добавлю, что, естественно, это всегда «от чего-то зависит, например, от обстоятельств, которые могут быть теми или другими, и Бог иногда гневается, а иногда — нет, таково Его решение. В те времена Бог был юным и импульсивным и не обуздывал свои чувства, даже тогда, когда чувства метафизического существа, каковым является и Бог, и я, кстати, тоже, имеют другое лицо, но люди этого уразуметь не могут, даже если они очень постараются.