Андреас Шлипер - Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим

Не знаю, что думают об этом другие люди, но для меня спальня является самым интимным местом, особенно ночью. Итак, я откашлялся и прервал поток его успокаивающих излияний, пожалуй, самым важным вопросом. Я спросил его, что нужно ему в моей спальне в такое время. Он взглянул на меня, словно не понял моего вопроса, потряс головой и, наконец, ответил, что я сам совсем недавно пригласил его на встречу для личной беседы. Он, не раздумывая, поспешил ко мне, хотя для этого ему пришлось отложить некоторые важные дела, но пусть меня это не тревожит, поскольку это его проблемы. И вот он здесь, чтобы обсудить со мной наши дальнейшие действия. Поскольку я до сих пор не производил впечатления человека, правильно понимающего, что происходит, он добавил, великодушно извинившись, что он все еще не представился мне по всей форме: его зовут Б. Кемпфер, и он чрезвычайно рад со мной познакомиться.

Теперь стало абсолютно ясно, что я имею дело с сумасшедшим, причем весьма опасным, поскольку он посреди ночи появился у меня в спальне, а тот, кто способен на такое, может иметь самый фантастичный и небезопасный для меня умысел. Следовательно, мне нужно подавить все чувства, кроме сплошного дружелюбия, лишь оно одно, по моему мнению, сможет предотвратить возможные беды. Я пригласил его пройти в мой рабочий кабинет, быстренько оделся, чтобы не общаться с ним в пижаме, закурил сигарету и последовал вслед за ним в кабинет.

Б. Кемпфер удобно устроился в кресле за столом, так что мне достался только старый деревянный стул, который я давно собирался выбросить, но он очень хорошо подходил для складывания всевозможных бумаг. Стремясь разрядить обстановку, я предложил различные напитки, Б. Кемпфер выбрал красное вино. Тем временем он зажег толстую сигару и, довольный, пускал в воздух клубы дыма, что мне немного мешало, но не хотелось нарушать выбранную мной стратегию ведения скорее всего бесполезных переговоров. Необходимо было создать дружескую, уютную атмосферу, чтобы в зародыше задушить любую агрессию. Поскольку я уже научился следовать такой стратегии, я постарался сначала направить разговор в безобидное русло, но Б. Кемпфер не поддался на эту уловку, поскольку он, по-видимому, следовал собственной стратегии и тут же начал разговор о текстах и моей будущей работе над ними.

Он сказал, что вполне осознает тот факт, что стиль и язык его записок сегодня могут показаться старомодными, но таков уж его стиль, и именно поэтому он хочет просить меня осовременить его труд и придать ему приемлемый вид с точки зрения нынешнего вкуса. Само собой разумеется, что смысл и цель повествования не должны потерпеть ни малейшего ущерба, равно как и сознательно выбранный автором драматургический стиль. Б. Кемпфер был уверен, что для выполнения такого задания я набрался достаточно опыта, именно поэтому в конечном итоге выбор пал на меня, так как мои работы в последние годы были детально изучены, при этом рассматривались тексты и сюжеты тех работ, которые целиком были на моей совести.

Я немного опешил, так как большинство моих проектов никогда не были опубликованы, именно потому, что я не мог найти ни одного издательства, готового их взять. Сейчас передо мной посреди ночи сидит в моем собственном кресле, в моем собственном рабочем кабинете господин среднего возраста и говорит о них так, словно они вышли в свет миллионными тиражами. Мне стало опять страшновато, и я должен был собраться с мыслями, чтобы спокойно и небрежно поблагодарить за дружеские высказывания. Мысли же мои кружились только вокруг одной проблемы — как мне побыстрее выпроводить незваного гостя, не вызвав его гнева. Но, размышляя на эту тему, я почувствовал, что вернулась зубная боль, причем с такой силой, какой я еще не испытывал. Б. Кемпфер, очевидно, заметил по моему виду эту боль, потому что немедленно наклонился ко мне и сделал утешительное замечание, намекнув при этом на то, что зубная боль часто имеет психосоматическую природу и мне лучше всего расслабиться, хотя он хорошо понимает, что меня эмоционально взбудоражило его неожиданное явление. Он, со своей стороны, может настоятельно посоветовать отбросить все ненужные мысли, чтобы целиком сконцентрировать внимание на нашем разговоре. Полагаю, что такие слова вполне могут произвести успокаивающее воздействие, но они сопровождались такой улыбкой, какой я никогда еще в своей жизни не видел.

Боль вновь отступила, и я смог теперь внимать пространным рассуждениям Б. Кемпфера об истории литературы, отличавшимся высочайшим уровнем знания предмета, насколько я могу об этом судить. Время от времени он вдавался в детали, но всегда возвращался к основной теме и спустя некоторое время оборвал свою речь, вытащив из кармана пиджака какие-то бумаги, развернув их и заботливо расправив на моем столе. Он пригласил меня подойти к нему, и, приблизившись, я увидел, что эти бумаги не что иное, как договор. Б. Кемпфер показал мне место, где я должен расписаться, и выжидательно посмотрел на меня. Итак, наступил момент истины, я вообще не знал, что делать. Запинаясь, я попытался указать ему на то, что обычно перед подписанием договора я советуюсь с юристом, и попросил его оставить мне проект договора, а я по возможности быстро с ним свяжусь.

Дальнейшие события вспоминаются мне с трудом: помню только, что я ощутил легкий укол в правый указательный палец, потом все вокруг меня поплыло и погрузилось во тьму. Проснувшись на следующее утро, я обнаружил, что лежу в своей кровати, все в той же старой доброй пижаме, и чем дольше я раздумывал над вчерашней встречей, тем дальше отступали воспоминания, постепенно я почти уверился в том, что вчерашнее происшествие было хотя и реалистичным, но все же бредовым сном. В этом я себя и убеждал, пока не дошел до рабочего кабинета, где ровным счетом ничто не свидетельствовало о ночной беседе, кроме того, что в первый момент мне почудился запах сигары. После того как я на некоторое время открыл окно, запаха больше не чувствовалось. Когда я прошел на кухню, то сначала мне показалось, что здесь кто-то побывал, однако свидетельства этого, в частности отсутствующая на полке бутылка красного вина или еще влажная посуда, были явно недостаточны, чтобы мне захотелось сделать из этого выводы.

Все эти события вряд ли стоили того, чтобы их так подробно расписывать, если бы на следующий день я не обнаружил в почтовом ящике новое извещение с почты. На этот раз мне ничего другого не оставалось, как отправиться в путь и получить на почте то, что меня ожидало. Это был довольно толстый пакет, который я незамедлительно вскрыл. В нем находилась объемистая рукопись, которая при ближайшем рассмотрении оказалась подлинником договора между Б. Кемпфером, с одной стороны, и мной — с другой. В подлинности моей подписи не было никаких сомнений, кроме одного — я не мог припомнить, чтобы я когда-нибудь вообще подписывал такой договор, тем более красными чернилами. Я был настолько удивлен, что застыл как вкопанный у окошка и был вынужден выслушать пару сердитых замечаний, прежде чем сообразил, где я и что творится вокруг. Я запихнул все обратно в конверт и поспешил домой, чтобы спокойно разобраться, что же здесь, собственно говоря, происходит. Словно во сне я брел по улицам, не замечая дорожного движения, и в голове моей рождались и множились мрачные мысли. Прибыв к себе на квартиру, я сначала отложил зловещий конверт в сторону, выпил стакан воды и попытался привести свои мысли в порядок, что мне никак не удавалось, несмотря на огромные усилия с моей стороны.