Юрий Власов - Женевский счет

Конечно же, наиболее резкие оценки Николая Второго исходили от большевизма. В статье «Николай II» Троцкий пишет:

«Он хочет одного: охранения самодержавного идиотизма, общественной и государственной неподвижности. И он ищет людей и средств, которые дали бы ему возможность преодолеть козни и чары исторического процесса. Победоносцев, князь Мещерский, Плеве, князь Сергий, мощи Серафима Саровского, Зубатов, чудодей Филипп, Азеф, молебны и расстрелы, Столыпин и Распутин, спиритизм и провокация — он за все хватается, то поочередно, то одновременно, чтоб приостановить колесо развития.

Но оно не останавливается. Романов озлобляется… Он быстро привыкает к веревке, свинцу, кандалам, крови…»

Мало кому известно, что в 1898 г. Николай Второй обратился к великим державам с предложением сообща обсудить меры к ограничению вооружений и предотвращению войн.

Однажды духовник Николая Второго долго и настойчиво пытался раскрыть глаза царю на действительное состояние дел в стране.

Николай прервал его, сказав: «Я полагаюсь на Бога, если Богу угодно — все обойдется».

Здесь весь Николай.

Покорность событиям являлась не столько его природным свойством, сколько следствием религиозного воспитания. Он уже не мог быть другим. Эта убежденность наложила на волю и вообще характер государя то, в большинстве своем спокойное, безоблачное, состояние духа, которое многие принимали за недалекость и легкомыслие. К тому же темперамент и особенно воля этого человека были придушены полупрезрительным обхождением деспотичного отца и настойчивостью вечно взведенной и склонной к истеричности жены.

Мать бывшей императрицы Александры Федоровны была дочерью королевы Виктории, а английский король Георг Пятый и Николай Второй были двоюродными братьями. Николай Александрович владел английским в совершенстве, говорил с оксфордским акцентом. С женой он разговаривал по-английски, с детьми — по-русски.

В годы мировой войны Александра Федоровна отзывалась о германском императоре весьма резко: «комедиант», «фальшивый человек», «презренный человек, унизившийся до таких приемов борьбы, как общение с большевиками». Как видим, связь большевиков с Берлином не составляла секрета для бывшей императорской четы. Они шли навстречу смерти сознательно. Во всяком случае, исключали жизнь, купленную бесчестьем.

После гибели царской семьи камердинер императрицы Волков, давая показания Соколову, сказал:

— Я скажу про них просто: это была самая святая и чистая семья…

Николай Второй с головы до пят был человеком веры и жить старался согласно христианским воззрениям, выверенным на его государственные обязанности. И силу — стоять наперекор событиям и любым ударам судьбы — давала ему все та же неизбывная вера в Творца и свою избранность.

Хотел этого государь или не хотел, но он сам шел навстречу катастрофе, определенным образом потворствовал пагубным для престола событиям, ускорял события, и отнюдь не в свою пользу. Он, разумеется, и предполагать не смел, что это может обернуться для него гибелью, и тем более гибелью близких, но знал совершенно определенно: он не отступит от принципов самодержавия, внушенных отцом и всеми традициями российского престола. И это упорство придало кризису особую остроту и разрушительность.

К тому же прибавлялось неослабное влияние Александры Федоровны. Она писала августейшему супругу:

«Мы Богом поставлены на трон и должны сохранить его крепким и передать непоколебленным нашему сыну. Если ты это будешь помнить, то не забудешь, что ты — властелин…»

Властелин.

А. С. Стишинский — член Государственного совета, товарищ (заместитель) министра внутренних дел при Сипягине и Плеве — обмолвился о царе:

«…Царь — слабовольный, но взять его в руки невозможно, он всегда ускользает, никто влияния на него иметь не может, он не дается, несмотря на всю слабость характера…»

Воля царя принадлежала его жене, царице. И это было трагедией для России.

Александра Федоровна во многом способствовала разрушительности кризиса власти.

Она, естественно, заражала мужа опасным упрямством. А Николай Александрович и сам был не из податливых, когда дело касалось принципов самодержавия. А тут такой нажим, и десятилетиями! И за ним — совершенное непонимание процессов, назревающих в обществе. И это тоже значительное продвижение к катастрофе — абсолютная неуступчивость. В политике, делах государственных это равнозначно сознательному движению в хаос, разрушению основ своей власти, это самоизоляция.

Пожалуй, вера и самодержавие занимали равное место в миропонимании царского семейства. Как не мог Николай Александрович поступиться верой, так не мог согласиться и с каким-либо ущемлением своих прерогатив (исключительных прав) самодержца всея Руси.

Дума уже сама по себе являлась для царя уступкой, постоянной болью, мукой, недопустимым вмешательством в Богом ему дарованные права.

Бывший военный министр Российской империи [117] Сухомлинов, Владимир Александрович, скончался в эмиграции, в Германии, 2 февраля 1926 г. , немало лет знавший Николая Второго довольно близко, напишет:

«…Развитие характера у Николая Второго, по существу, происходило под преобладающим влиянием семьи и, как оказалось, во вред России…»

Во вред России…

Эти слова сложит человек, уже проживший жизнь, все испытавший, глубокий старик, отсидевший при царе и большевиках сначала в Петропавловской крепости, после — знаменитых «Крестах», выпущенный на волю по чистому недоразумению.

«Нашлись добрые люди, — с каким-то отстранением от прошлого пишет Владимир Александрович, — которые меня предупредили, что после того, как отправили в Москву из «Крестов» и частных лечебниц бывших царских министров, где их попросту расстреляли без всякого суда, стали называть мою фамилию как случайно избежавшего расстрела» [118] Сухомлинов В. Воспоминания. М.—Л., 1926. .

Случайно избежавший расстрела…

Александра Викторовна Богданович была супругой генерала Богдановича, служившего по министерству внутренних дел. Она будет вести дневник, охватывающий период царствования последних трех российских самодержцев. Осведомленность супруга-генерала (да на такой службе!) сделает дневник источником весьма ценных сведений.

12 ноября 1891 г. Александра Викторовна доверит дневнику факты, о которых столь мало известно:

«Нам рассказывали, почему Ротшильд не хочет иметь финансовые дела с Россией. Говорили, что те 300 человек самых солидных и богатых англичан, которые подали в прошлом году петицию нашему государю, прося его не притеснять евреев (их петиция не была уважена), находятся вкладчиками больших денежных сумм у Ротшильда, и они ему объявили, что, если он будет иметь финансовые дела с Россией, они у него возьмут все свои деньги» [119] Три последних самодержца. Дневник А. В. Богданович. М., Изд-во Л. Д. Френкель, 1924. .