Юрий Власов - Женевский счет

Бредов, как утвердился в Киеве, велел раскапывать братские могилы. Тут же, возле могил, производилась запись в белые полки: можно — в Семеновский, а можно — и Корниловский, не жалко. Так сказать, с предметным нравоучением: вот трупная вонь ленинской власти — выбирайте. Ну полны рвы, до краев… И записывались в Добровольческую Армию, проявляли несознательную и классовую гниль.

А в Москве — правеж над Грюнвальдом. Барон, бывший штабскапитан, а поди-ка, так чисто справлялся с задачей расчистки советской республики. И надо же, железный Мундыч слиберальничал: убийца тысяч невиновных людей (даже по меркам ВЧК невиновных!), а не заплатил жизнью. Истинно: ворон ворону глаза не выклюет. Всего-то 10 лет и схлопотал бывший ответственный чекист, а потому что в принципе полезную работу исполнял, и с размахом. Работы-то сколько!

Через год с небольшим скостили десятилетний срок вдвое по случаю окончания Гражданской войны: была в этой победе и очистительная заслуга товарища Грюнвальда. А через несколько месяцев и вовсе выпустили — вещь неслыханная и немыслимая для обычного советского заключенного. Этих клали как «контр» без пощады.

Владимир Ильич по всем этим вопросам письмо соорудил Мартыну Ивановичу: все-таки Лацис, председатель всеукраинской ЧК, лично его, Ленина, выдвиженец.

«На Украине Чека принесли тьму зла, — указывал Владимир Ильич, — быв созданы слишком рано и впустив в себя массу примазавшихся…»

Чтобы так написать: «…принесли тьму зла», — следовало наворотить самую настоящую тьму зла. Значит, было кого жалеть Мундычу, умело расчищал землю Грюнвальд.

А с другой стороны: для чего, спрашивается, волокли тогда гильотину из Женевы и потом на всю страну ладили?..

А барон подался в Латвию. В 1924 г. английским шпионом проник в Советский Союз (уж эти англичане!), был опознан латышом-чекистом: не дремлет истинный «женевец» — и расстрелян. Не оценил бывший чекист душевной щедрости главы бывшего своего ведомства.

М. И. Лацис входил в состав Петроградского ВРК в октябрьские и декабрьские дни семнадцатого. И понятно: он был кадровым партийцем.

23 апреля 1928 г. он прислал в Центрархив справку. Оказывается, Мартын Иванович возглавлял Бюро комиссаров ВРК.

«Это бюро возникло сейчас же на следующий день после переворота и, если не ошибаюсь, по предложению тов. Подвойского. Вначале этой работой руководил тов. Невский, на следующий день он передал эту работу мне. С тех пор Бюро комиссаров возглавлял я вплоть до моего назначения в Наркомвнудел. Работа Бюро комиссаров состояла в том, чтобы наметить из числа партийных рабочих и партийцев вообще подходящего человека на должность комиссара той войсковой части или тому учреждению, где не было наших людей… потом (комиссары. — Ю. В.) стали направляться и в провинцию…»

Это Лацису принадлежит «честь» расстрела штаба батьки Махно, захваченного обманным образом. Сам же батько успел уйти. Впрочем, таких дел на Мартыне Ивановиче — и не сосчитать!

О встрече со штабом батьки Махно в Гражданскую войну поведает в своих воспоминаниях генерал-лейтенант Советской Армии Григорий Давидович Пласков («Под грохот канонады». М., Воениздат, 1969).

«…Возглавлял колонну его (батьки Махно. — Ю. В.) заместитель Каретников. За ним гарцевал штаб — пол сотни всадников по шесть в ряд, все на прекрасных резвых конях. Правофланговый каждого ряда держал на стремени штандарт на длинном древке. На черном бархате выведено: «Вечная память основателю свободы бате Кропоткину!», «Да здравствует вольность, анархия!», «Смерть законам!», «Вся земля крестьянам. Коммунистам — по три метра», «Освободителю украинских крестьян батьке Махно — слава!», «Долой деньги, да процветает свободный обмен!», «Бей сегодня Врангеля, завтра — совдепы!».

Сияет серебром сбруя на конях. Махновцы в шикарных кубанках, в опушенных мехом коротких свитках из дорогого сукна…

За штабом катят тачанки, сверкающие свежей черной краской. В каждую впряжены черные лошади с бубенцами… И вся эта масса гогочет, свищет, пиликает на губных гармошках…»

В 1970-х годах Молотов вспоминал именно об этих днях:

«В гражданскую войну был момент, когда Деникин подходил к Москве, и неожиданно выручил Советскую республику Махно. Вот видите, даже Махно иногда пользу приносил. А положение было такое, что Ленин собрал нас и сказал: «Все, Советская власть прекращает существование. Партия уходит в подполье». Были заготовлены для нас документы, явки…»

Мартын Иванович был не просто практиком, а и святителем «женевского» дела. В 1921 г. сдал дела новому председателю чека Украины и срочно вернулся в Москву, в центральный аппарат ВЧК, где занял пост заведующего Секретным отделом.

ВЧК продолжал бессменно руководить Мундыч, а делами ее управлял обходительнейший Генрих Ягода — будущий верховный глава ОГПУ-НКВД, третий после Дзержинского и Менжинского вождь синего воинства.

Тогда же, в 1921 г., в Госиздате Мартын Иванович напечатал свою знаменитейшую книгу «Чрезвычайные Комиссии по борьбе с Контр-Революцией» [132] Тираж этой чрезвычайно ценной для историка книги (ныне величайшая редкость) составил 10 000 экземпляров. — почетно первую и самую ценимую в многотысячной серии книг о ВЧК-КГБ.

На странице 8-й Мартын Иванович дает пояснения:

«Чрезвычайная Комиссия — это не следственная комиссия и не суд. И не трибунал…

Он (орган. — Ю. В.) врага не судит, а разит. Не милует, а испепеляет всякого, кто с оружием в руках по ту сторону баррикад и кто ничем не может быть использован для нас…»

На странице 25-й Мартын Иванович обещает (все-таки учитель по профессии):

«Когда нам удастся сломить контрреволюционный натиск и получить передышку, ВЧК откажется от негласного разбирательства дел и передаст их на слушание ревтрибуналам».

На странице 27-й Мартын Иванович определяет и место ВЧК в строении власти:

«ВЧК, как орган чрезвычайный и временный, не входит в нашу конституционную систему… Поэтому сейчас ВЧК числится при Совнаркоме».

В Приложении Мартын Иванович без всякой задней мысли приводит и циркулярные письма ВЧК, среди них и письмо от 17 июня 1920 г. с такой постановкой задачи:

«ВЧК снова предписывает вам, дорогие товарищи, уделить самое усиленное внимание вопросам транспорта, продовольствия, военному делу и антисоветским партиям, которые должны быть обезврежены и сведены на нет…»

«Дорогие товарищи» — это работники ВЧК всей России.

Не книга, а клад — вся роспись всероссийской жизни.

«Ничем не может быть использован для нас» — это значит, будем гнать в могильный ров добрую часть России, ибо нет от нее прямой вещественной пользы.

«Негласное разбирательство» — оно и было, и остается узловым, заветным приемом «женевской» гадины. В этом поклянется каждый русский и по ту и по сю сторону баррикад. Что до «ревтрибуналов» — так это те же «женевцы», даже гримироваться не надо: там клеить усы или парик ладить…