Юрий Власов - Женевский счет

Январь 1980. Киев [53] Ратушинская Ирина. Стихи. Чикаго, «Литературный курьер», 1988, с. 24, 65. А родились у нее двое мальчиков.

При всех преследованиях на Родине, политических осложнениях, партийных расколах, склоках и разногласиях будущему вождю немыслимо другое отношение к России — только любовь. Там, на Родине, сила научных идей обретет материальное воплощение. Они замкнутся в неопровержимые доказательства. Будет новая Россия!

Ленин обостренно чувствует, в чем нуждается Россия. Он, Ленин, несет это в себе. Он вздыбит Россию, он в этом не сомневается.

Это в него вложено прочно: ему дано знание грядущего, всех дорог и каждой в отдельности. Мир принадлежит большевизму — по-настоящему это никто не знает, а он не только знает, он уже видит. Мысль уже столько раз вычерчивала этот путь!

Владимир Ильич скроен так — сомнений быть не может: за свою принадлежность России он готов на любые муки, но только за Россию свою — социалистическую. Другая для него не существует; так сказать, или моя, наша, или никакая… а точнее — смертная война любой другой России!

Ни 26, ни 28 февраля, ни 1 марта он еще не прослышал о событиях на Родине. Впрочем, для большевика Родины нет, раз она под властью капиталистов, в наличии как бы временно оккупированная территория, которую надлежит превратить в Родину. В этом весь большевизм и все понимание большевизма.

Владимир Ильич продолжает деятельную переписку с Инессой Арманд, в последнем письме — о беспринципности швейцарских «левых».

Вот еще узор, ниточка в затейливой игре судеб.

Более чем благосклонен Ленин к этой женщине, стремительно выводит ее на первые роли в партии. Она тоже не остается равнодушной. В общем, платит страшную цену… жизнью. Из семьи московских миллионеров уходит в эмиграцию — и в итоге умирает от холеры в голодной, промерзшей России.

Оставит в сердце Ленина нежность воспоминаний и Ада Негри — размочит вождю твердый сухарь партийных буден.

И еще будет отмечена чувством Ленина другая прогрессивная женщина. В верхах партии знали об Анжелике Балабановой…

Безусловно, слухи о предательстве немки-царицы чрезвычайно питала разрушительная деятельность «старца», но не только один он преуспел в этом. Противонемецким и противоправительственным настроением давала повод и сознательно-изменническая деятельность определенных лиц, занимавших официальные должности. Это вело к еще более опасному падению авторитета высшей власти.

«Царь-предатель» (ведь родственник Вильгельма!) и «царица-изменщица» — в предреволюционные месяцы это являлось ведущим настроением отнюдь не только простого люда. Недаром сразу после падения царской власти специальная комиссия Временного правительства займется поисками доказательств таких преступных деяний верховной власти, то есть бывших царя и царицы.

Характерен для объяснения подобных настроений секретный приказ по Шестой армии [54] Шестая армия прикрывала Петроград, посему округ был Петроградский. Здесь, несомненно, имела место широкая деятельность в пользу Германии, прикрываемая громкими именами, как, скажем, графини Клейнмихель, и, разумеется, солидными должностями, чинами, титулами. О том обстоятельно рассказывает в своих воспоминаниях генерал М. Д. Бонч-Бруевич, сам, кстати, замаранный в изменнической деятельности. за № 80:

«Председатель петроградской военно-цензурной комиссии рапортом от 28 октября сего года (по старому стилю. — Ю. В.) донес, что состоящий в числе военных цензоров магистр фармации отставной коллежский асессор Гауптуличен в выемке из цензуруемых им почтовых пакетов различного рода ценностей… Установлено, что Гаупт… извлекал из них деньги и марки и присваивал их себе; при этом обнаружилось, что Гауптприсваивал преимущественно денежные вложения на имя русских военнопленных, оставляя нетронутыми таковые же на ими германских военнопленных… Дело же о нем по окончании следствия… подлежит передаче в военный суд для осуждения его по законам военного времени.

Объявляю об этом позорном случае по армии и округу».

Проделки Гаупта — это сущая мелочь по сравнению с теми злоупотреблениями, о которых так или иначе становилось известно людям. Все это жирным пятном грязи (в котором для народа и отливала кровь) растекалось по императорской мантии и ставило государя императора в число наиболее ненавистных лиц.

Николашка, Николай Кровавый, Кровопийца… — какими только прозвищами не марали последнего русского самодержца.

От крайне левых партий до кадетов и октябристов — все грезили о погибели царя. Все (отнюдь не изменнические круги общества) с крохоборной готовностью хватались за подобные слухи, факты, прямые оскорбления, наветы и наперебой чернили… нет, не русского самодержца, а «орла о двух головах», не понимая, что это они и есть, что губят они свое национальное государство, такого больше не будет. Лишь это государство, и только оно, хранит национальную природу.

Суть данного государства такова: оно народилось из тысячелетия борьбы славян и дружественных им народов за свое существование и независимость — и потому целиком приспособлено к защите и бережению исконно российского. И вот это могучее древо национального российского образования взялись рубить, валить, поливать помоями едва ли не все граждане Российской империи.

Долой рабство, отмоемся от рабства! Рабы не мы, мы не рабы!

Сатана строил рожи и хохотал. Хохотали с ним и русские, чрезвычайно довольные собой: революция приведет их в братство народов и даст справедливый труд всем.

Хохотали враги за пределами России. Пускал смешок и Ульянов-Ленин, уже скроивший великолепные одежды интернационализма для России, от которых она изойдет кровью и рухнет. А пока он на всякий случай сочиняет и строки о национальной гордости великороссов.

Где эта гордость? И где Великороссия ныне?

Преданная, оболганная (даже сыны и дочери в сопредельных республиках предали ее, потому что не дает сытости), обескровленная и разутая, голая стоит Русь на всех ветрах лихолетий. И никому нет до нее дела. Пала великая славянская держава.

Имеется литовский «Саюдис» — это законно и понятно, ведь надо возрождаться Литве.

В наличии и украинский РУХ — а как подняться без могучего национального движения?

Американцы маршируют со своими знаменами: нет выше и сильней нашей республики! Ее знаменитый атлет, обернувшись в национальный флаг, делает круг почета по стадиону — и вся Америка сходит с ума от восторга. Величайшая, непобедимая страна!

Только Русь не смеет говорить о своем национальном достоинстве. Цыкают и бранят из всех углов за одно подобное слово.