Юрий Власов - Женевский счет

Оставление Георгиевского батальона в поезде и нерешительные действия генерала Иванова сразу изменили картину.

К вокзалу стали прибывать запасные части, квартировавшие в Царском Селе, и начали занимать выходы с вокзальной площади и окружать поезд…»

Что ж там, в Питере?.. Николай Иудович стоит, мнется у состава и не знает, куда гнать, чей приказ исполнять… Есть приказ государя императора, есть телеграмма Алексеева, а теперь и начальника Генерального штаба. Куда гнут события? Что тут за игра?..

Что же делать? Что в столице? Кто с кем договорился?..

Не по себе Николаю Иудовичу — сыну солдатскому. Никогда ему еще не было столь тяжко. Происходит что-то страшное, он может и должен повлиять на события, но как?

Как?! Государь император, генерал Алексеев, генерал Занкевич, Дума…

И меряет шагами перрон генерал, ни на кого не смотрит. Вперед-назад, вперед-назад… Происходит что-то страшное, непоправимо страшное…

«Батюшка был солдатом, — лихорадочно тасует мысли старый генерал. — Я начинал с солдата. Выше Родины и царей не было и нет для меня ничего. Государи дали мне высший чин в российской армии, дали почет, достаток, власть. А я? Господи, как быть, если своей телеграммой государь император вывел меня из дела? Я могу только ждать! Но если Его величество не все знает?! И я его подведу к роковой черте? Я?! Я?! Что же делать?!

Неужто чернь, тупая толпа, которая не соображает, что творит, разорит Россию, сшибет шапку Мономаха с венценосца в грязь?!

Неужто немцы ворвутся в Россию и… о Господи!

Что же там, в Петрограде? Что?»

Николай Иудович поворачивается спиной к составу и осеняет себя крестным знамением. Один раз, еще, еще… Ничего нет перед ним, кроме тяжеловато-теплого мрака ночи, да сбоку сипит паровоз.

Слезы текут по щекам старого генерала. Россия!..

А у «косоглазого друга» для государя императора заготовлена очередная телеграмма. Молнией прорезала черноту ночи и вылезла из аппарата Бодо длинной белой змеей. Так и затрусил с ней через все вагоны дежурный офицер — белые кольца ленты в руке.

Ох, не знает господин офицер, что сейчас и его судьба решена. Да что там его? Всей глыбы народа! Миллионам живых уже определены могилы. Миллионам назначены муки, слезы, стоны…

И государь император не спит. Стоит у окна своего царского вагона и через стекло смотрит в темноту, смотрит…

А Сашка Кутепов в своей холостяцкой квартире напился до положения риз и мычит матерщину… Таращит глаза на люстру под потолком и грозится перестрелять всю революционную сволочь, всю красную шваль. Башка разрывается от коньяка. Тут же, на стуле, валяется наган, и, прислоненная, косо стоит шашка…

А Россия спит… Привыкла, чтобы за нее решали несколько голосов, — и спит, родимая. Ее на плаху волокут, а она спит, ей приятные сны снятся.

И весь тысячеверстный фронт изрыгает свинец, ракеты, снаряды — и хочет лишь одного, ничего больше не надо: домой, домой!!

И в своем особняке в Екатеринбурге крепко, с храпом почивает инженер Ипатьев. Домишко у него славный, натопишь — и долго держит тепло. А потому, что стены толстые, не жалели кирпич…

А государь император распутывает кольца телеграммы и читает: Алексеев настаивает на уступках во имя соглашения с Думой…

«Косоглазый друг» хитер, делает вид, будто не ведает, что за уступки. Это точно: генералы гнут свое. Им по душе дрессированный монарх… с конституцией, а еще лучше — республика. Разумеется, их республика, не господ социалистов. Генералам и договариваться не след — сколько с глазу на глаз говорено. Для успеха в войне нужно твердое и толковое руководство, а тут Распутин, истеричная царица, безвольный царь, чехарда министров, бордель, а не власть! Пусть там, в Петрограде, революция, но ведь то своя, для пользы дела. Родзянко, Гучков, Милюков… эти люди дадут России нужное направление.

Эти сотни нашептываний генералов слышит и понимает Алексеев. Рузский тоже на месте.

Молнии телеграмм бьют в августейшего монарха, бьют…

Сотни невидимых посланий прорезают ночное небо России.

Нет, не все проиграно!

Паровоз, прицепленный к хвосту куда как кстати, и Николай Иудович откатывает все в ту же Вырицу — не городок, а стратегический пункт. А как же? Ведь это последний опорный пункт гибнущей династии.

В ночь на 2 марта генерал Иванов арестовывает начальника станции: кто тут хозяин, кто отменил власть императора? У Николая Иудовича зреет решение вновь идти на Петроград. Не может быть, чтобы все было проиграно, и вот так, сразу. Он отдает команду, и эшелон устремляется на Царское, а там и бунтующая столица. Но рабочие еще раньше валят поперек пути паровоз: «нет» карателям! Да здравствует революция! Состав с георгиевцами, пробежав несколько верст, упирается в препятствие. Николай Иудович вынужден попятиться на Вырицу. Он в ярости. Ряд советских источников сообщают о расстрелах, произведенных генералом, наделенным полномочиями диктатора Петрограда. Генерал пускает в расход рабочих железнодорожников. Так, расстрелял виновных, а что дальше-то?!

Николай Иудович пишет донесение начальнику штаба Верховного главнокомандующего и вручает подполковнику Тилли.

— Взять паровоз — и в ставку! Шпарить напролом, но быть в Могилеве как можно быстрее!..

В те же часы пожирает версты состав на Псков: Гучков и Шульгин должны принять отречение.

Ну что, двуглавый орел, не защитил крылами, не спас свою Россию? Так преть тебе и ей в грязи и проклятиях! Да здравствует свободный народ!

Александр Иванович Гучков один из первых строителей этих самых дней. Уже много лет он и его сообщники готовили переворот. Из поезда Гучков телеграфирует Николаю Иудовичу в Вырицу, которая внезапно крупно-крупно отбивает свое имя в истории России. В этом городке, замахнувшись, вдруг бессильно упала рука императора России — нет больше трона, нет династии, нет будущего…

«Еду Псков, — отстукивают аппараты, змейкой пуская ленту слов в руки связистов, — примите все меры повидать меня либо Пскове, либо на обратном пути из Пскова в Петроград. Распоряжение дано о пропуске Вас этом направлении».

Николай Иудович предпринимает попытку вырваться на окружную железную дорогу, но рабочие напрочь загораживают пути. Окружная на севере от Вырицы, стало быть, каратели заговаривают зубы окружной, а сами рвутся к Петрограду, а этого они, рабочие (возбужденные событиями и возможностью кровавых расправ в столице), допустить не могут.

«Еду Псков» — обратите внимание: «еду», а не «едем» (ведь с ним Шульгин). Уже тон хозяина положения, завтрашнего вершителя судеб страны. Это он, Александр Гучков, ведает совершенно точно: столько лет мастерили, притирали каждое словечко, каждый шаг и изгиб этих дней. В сетях у них Николай Александрович Романов, любую бумагу подпишет, куда денется. Все, повязан августейший зверь!..