Юрий Власов - Женевский счет

Меж тем в комнату входят семеро «латышей». Вряд ли среди них был хоть один латыш — с ним Юровский уж наверняка обменивался бы фразами по-русски. Здесь общий язык — немецкий. Обращают на себя внимание двое из них — в руках винтовки с примкнутыми штыками, учтен опыт: при расстрелах ловчее добивать. Эти, из пленных, умельцы что надо…

Что за оскорбительная и жестокая ирония! Враги России по мировой войне, бывшие пленные, по возрасту — юнцы пришли казнить императора России и его семейство — всю неохватную громаду верховной власти страны-противницы! Правда, по воле Ленина уже действует другая логика: с мировым капитализмом в обличье царя и его семейства расправляются угнетенные всех стран…

С этими угнетенными уже — и Никулин, и Ермаков, и Ваганов, и Медведев…

Трое «латышей» в комнате рядом, среди них — вестовой Юровского австриец Рудольф.

Таким образом, в комнате две группы людей, по 11 в каждой. Заключенные совершенно спокойны. А в самом деле, чего им бояться?..

Юровский выходит с Медведевым и приказывает послушать с улицы, как будут слышны выстрелы.

Юровский возвращается и после короткой паузы обращается к последнему императору и самодержцу Всероссийскому:

— Ваши родные хотели вас спасти, но это им не удалось. Мы вас сейчас убьем [104] Многие историки считают установленным фактом последние слова Юровского: «…принуждены вас расстрелять». .

Николай Александрович не способен воспринять невероятно жуткий смысл этих слов — они не доходят до сознания. Никто из Романовых и обреченных с ними на смерть не издал ни одного стона или крика мольбы, не попытался спрятаться или сделать жест отчаяния. Никто не мог вместить в себя смысл сказанного.

Государь успевает лишь прошептать с явным недоумением:

— Что-что?..

Выстрелы гремят — залп за залпом. Медведев, скорее всего, тоже стрелял, не задержался на улице — тогда их, выстрелов в залпе, и расстреливающих, было двенадцать. В тесной комнате звуки выстрелов, должно быть, звучат нестерпимо оглушающе…

По свидетельству Медведева, Юровский принялся читать бумагу. Бывший император недослышал и спросил Юровского:

— Что-что?

Юровский достал маузер и, показывая его, ответил:

— Вот что!

По рассказу Андрея Стрекотина, переданному Летеминым судебным властям белых (Стрекотин дежурил на посту у пулемета с 12 ночи до 4 утра и имел возможность видеть в открытую дверь, как происходила бойня), Юровский вычитал бумагу и сказал:

— Жизнь ваша кончена.

Царь не расслышал и переспросил Юровского, а царица и одна из царских дочерей перекрестились.

В это время Юровский выстрелил в царя и убил его на месте, а затем стал стрелять и разводящий Павел Медведев… после царя был убит «черноватенький» слуга (лакей Трупп. — Ю. В.): он стоял в углу и после выстрела присел и тут же умер.

Бог дал — Бог взял.

На первом этаже дома Попова остались жить обычные люди, не имеющие к охране и всей этой истории никакого отношения. Один из них, В. Я. Буйвида, показывал Соколову:

«Ночь с 16 на 17 июля я хорошо восстанавливаю в своей памяти, потому что вообще в эту ночь не спал, и помню, что около 12 часов ночи я вышел во двор и подошел к навесу, меня тошнило, я там остановился. Через некоторое время я услышал глухие залпы, их было около пятнадцати, а затем отдельные выстрелы, их было три или четыре… Было это после двух часов ночи (здесь время уже дано по новому исчислению. — Ю. В.)… Минут через двадцать я услыхал, как отворились ворота… Ипатьевского дома и тихо, мало шумя, ушел на улицу автомобиль, свернув на Вознесенский проспект».

Стало быть, на обыск и погрузку трупов понадобилось 20 минут. Нет, споро ладили работу «уральские мастеровые»…

В общем, восстановить картину убийства можно с большой степенью достоверности. Оба свидетеля убийства, Медведев и Стрекотин, говорят о бумаге, которую читал Юровский. Если так, это было постановление Уралсовета о расстреле Романовых. Читал Юровский, наверное, скороговоркой, испытывая с каждым мгновением нарастающее напряжение (текст был очень короткий). Слова стремительно, обвально взводили людей. Поэтому Юровский читал торопливо и, надо полагать, невнятно, иначе бывший император не стал бы переспрашивать. Он мог все прекрасно слышать и не поверить себе — настолько чудовищным прозвучало то, что «вычитывалось».

Думаю, однако, вопрос бывшего императора «что-что?» возник при несколько иных обстоятельствах. Почти не вызывает сомнений, что последним словом постановления, которое «вычитал» Юровский, оказалось слово «расстрелять»; то есть звучало это приблизительно так: Совет, учитывая такие-то и такие-то обстоятельства, а также вину Романовых перед народом, принял решение гражданина Романова с семьей казнить! И мы вас принуждены расстрелять!..

Это слово было последним в постановлении, дальше… оставалось выхватывать оружие и стрелять.

Слово это показалось бывшему императору настолько невозможным, что он спросил: «Что-что?»

Стрекалов стоял поодаль, поэтому не все уловил, а Медведев отметил точно: Юровский выхватил маузер и ответил: «Вот что!»

И грянуло избиение, то самое, из обещанных в Женеве Плехановым еще в 1902 г.

В России говорят: обещанного три года ждут. В данном случае сбылось спустя 16 лет, но не на Казанской площади, а в далеком Екатеринбурге. Тут и с местом расправы, и с разными там удобствами «удружил» Александр Федорович. Загнал в такую даль — западня, твори расправу — все задвинуто расстояниями, не доедешь и не дойдешь…

Сбылись знаки формул.

А Ленин и не сомневался, что сбудутся. Некуда России деваться. Напрочь зажата между револьверно-винтовочными дулами, не шелохнется. Зато выдержит, согласно формулам, означенное направление. Надо лишь всей партией поднатужиться и соорудить одно огромное лобное место — и пойдет, голуба, пойдет…

И пошла.

И еще будет идти…

«Народ, как раб, на плаху лег!»

Если бы только лег, а то много-много жизней еще погасил просто так.

Только жертва эта ему ничего не дала.

Сын бывшего императора (он лежал на полу и стонал), младшая дочь Анастасия и комнатная девушка Демидова живы. И Анастасия, и Демидова даже не упали, они на ногах. Пули прошли мимо, они даже не ранены. Демидова, а возможно, и Анастасия начали кричать, причем громко, их услышали и на улице. Это — и боль, и моление о жизни, и ужас! Крики и послужили сигналом для чекистов. Те двое пошли в штыковую атаку. Юровский меж тем двумя выстрелами добил 14-летнего Алексея.

Отныне легче будет революции!

Пускали пули и остальные: революция погибает — умрете и вы!

Три выстрела — многовато для 14-летнего мальчика, но волнение тут ни при чем. Маузером Юровский владел, эти выстрелы уже от перехлестывающей ненависти. Императора уложил с первого выстрела, да и как не уложить! Через Юровского действовала воля Плеханова и Ленина. Так безобидная череда строк, нагромождения столбцов с книжными формулами о счастье человечества (весь этот воз ученых книг) еще раз обратились в жар свинца. Ненависть, посеянная вождями, давала всходы. Скоро-скоро ею заколосится все огромное поле России, ибо нерв великого учения — ненависть.