Виктор Андрющенко - В огне и тишине

— Леночка нашла. За Армянским хутором, почти на передовой. Обе ноги перебитые, а он ползет да еще солдатика бессознательного тащит. Лена солдатика перевязала — рана не опасная, только крови много потерял, ослаб. А этому и говорит: «Давай на шинель заползай, тащить буду. А то, говорит, больно тяжел ты, не подниму». А он — ни в какую. Хлопчика, говорит, спасай. Он же, говорит, еще дитё. И не дался. Давай, говорит, волоки сначала его, а я отдохну, тебя подожду.

Вернулась Лена за ним аж к ночи. С санитаром. Открыл глаза. Спасла, спрашивает, хлопчика?

Ну, принесли они его. А у него — гангрена. Сразу на стол и — нету ног. Без наркоза. В бреду все кричал! «Держись, Коська, терпи, хлопчик!» Думали, это он себя подбадривает, а глянули в красноармейскую книжку — никакой он не Костя, а Назар Бублик. А того солдатика, кажись, Костей зовут. Гляну пойду!

К утру Назар умер.

Маршевая рота втягивалась на станцию Индюк. Где-то в голове колонны сверкнула кроваво-черная вспышка взрыва. Упруго ударило горячим комом воздуха. Впереди кто-то закричал и смолк. Солдаты сомкнули ряды, напружинились, заспешили… Туда, где сокрушительно и безостановочно ухал молот и судорожно дергалась борода тумана у самого гребня горы Индюк.

Спешили в бой. Надо было остановить гитлеровцев, рвавшихся к Туапсе. Остановить во что бы то ни стало.

…С выцветшей старой фотографии смотрит миловидная улыбающаяся девушка, подстриженная под мальчишку. Стоит, чуть склонившись к подруге, на самом краешке снимка, запечатлевшего группу комсомольцев — выпускников Краснодарской школы ФЗУ при заводе измерительных приборов. И дата: 23 августа 1941 года. В этот день Нина Маковейчук простилась со своими друзьями — фэзэушниками и уехала в Тбилиси на курсы радистов.

По родной земле с ревом и грохотом катилась война. Серо-зеленая смертельная плесень ползла на восток. По всему фронту от Баренцева до Черного моря бушевали яростные бои. Неприступными твердынями на пути врага встали Москва, Ленинград, Севастополь. Потом пришли первые победы: разгром гитлеровцев под Москвой, освобождение Тихвина и Ростова. В смертельных схватках перекипела суровая зима сорок первого года, и зализавший раны враг ринулся вновь в наступление. Уже запылали города и села на изюм-барвенковском направлении, пламя пожарищ заполыхало над донскими степями; истекая кровью, советские войска мужественно отстаивали последние рубежи в Крыму…

В эти дни окончившая спецшколу военная радистка Нина Маковейчук получила документы на имя Ольги Войтенко и приготовилась к заброске в Крым, в тыл фашистских войск.

Откомандированная в распоряжение штаба армии, Ольга Войтенко прибыла в Темрюк. Нет, не заехала по пути в родную станицу Ивановскую Красноармейского района, где жили ее отец и мать. Некогда было, война.

А война подступила уже к Темрюку. Через город шли и шли отступающие из Крыма советские войска. На окраинах спешно возводились оборонительные сооружения, занимали оборону моряки и пехотинцы. В городе сгущалась гнетущая и тревожная предгрозовая атмосфера. Началась эвакуация учреждений и населения, районный комитет партии напряженно работал над организацией подполья, в плавнях создавались опорные базы будущих партизанских отрядов. В ожидании большой беды притихли оставшиеся жители.

Поздним июльским вечером в квартиру Виктора Васильевича Байдика постучались двое военных. Хозяин пригласил их в дом. Через полчаса посетители тепло простились с хозяином, а еще через час у Байдика появилась новая квартирантка Оля Войтенко. Веселая, общительная девушка пришлась по душе и Виктору Васильевичу, и его жене. Оля быстро перезнакомилась со всеми домочадцами и, не откладывая в долгий ящик, тут же занялась своим «приданым»: настроила и опробовала рацию. Опробовала и… разочаровалась: приема не было. Выбежала во двор, осмотрелась. Плохо! Вся улица заткана проводами — и телефон, и радио, и электричество. Стало ясно: тут в эфир не пробиться. Как ни хорошо здесь, а придется квартиру менять.

…Денис Трофимович Бондаренко и его жена Ольга Корнеевна только собрались пообедать, когда во двор вошли военный и милиционер. Денис Трофимович не особенно удивился гостям и радушно пригласил их к столу. Однако разговор, который завели пришедшие, заставил его забыть и о своих обязанностях квартального, и об аппетите.

— В общем, такое дело, — начал милиционер. — Есть для вас, Денис Трофимович, особое и секретное задание. Задание советского командования. И партийное задание.

— Так я же не… — начал было Бондаренко, беспокойно шевельнувшись на стуле.

— Знаем, Денис Трофимович, знаем, — прервал его милиционер. — И знаем, что в душе вы наш человек. Советский. Хоть и беспартийный, а большевик. А для этого дела именно такой человек и нужен.

Денис Трофимович вздохнул, выразительно указал жене глазами на дверь: выйди, мол.

— И не подумаю! — отрезала Ольга Корнеевна. — Муж и жена — одна сатана. Секрет — так на двоих. Ишь чего захотел: без жены он тут шушукаться станет?

— Да нет же, Ольга Корнеевна, — остановил милиционер начавшую было закипать хозяйку. — Дело такое, что без вас не обойтись.

— То-то, что не обойтись. Известное дело, — успокоилась Ольга Корнеевна. — А то мужики заварят кашу, а баба расхлебывай.

— Кашу, хозяюшка, не мы заварили, а расхлебывать придется всем, — вставил слово военный.

— В общем, речь пойдет о прибавлении в вашем семействе, — опять начал милиционер.

Хозяйка покраснела, выпрямилась, глаза вспыхнули гневом. Но сказать она ничего не успела.

— Хотим к вам родственницу поселить, — поспешил милиционер.

Хозяева растерянно переглянулись.

— В общем, племянницу вашу. Ольгу.

— Ольгу? — в один голос удивленно спросили хозяева.

— Да откуда она взялась! — изумленно воскликнула Ольга Корнеевна. — Недавно письмо от нее получили, собиралась приехать. Так мы ж ей написали, чтоб не ехала. Неужто не послушала? Ах ты ж, лышенько! Определенно с бусорью девка! Это ж надо — с Дальнего Востока в такую даль майнуть! И понес же ее черт, господи прости! А я еще соседке говорила: а ну как припрется, куда ее денешь? Тут на шее свой шелопай, Шурка, тут война — не сегодня завтра немец нагрянет, а тут еще Ольга явится. А соседка мне и говорит: и ничего не сделаешь — явится, так-таки и примешь, и кормить будешь. И надо ж было так случиться? Да где ж вы ее взяли, люди добрые? И чего ж она прямо к нам не пришла?