Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

На совещании прозвучали обвинения в адрес близкого к Кораблеву А. Запутряева. Обиженный сержант государственной безопасности А. Беркут прямо сказал, что получил выговор, но его начальник — Запутряев — заставлял фальсифицировать протоколы, дописывая то, что никогда не говорили арестованные. Все присутствовавшие понимали, что тот не мог самостоятельно действовать подобным образом. Виноват был Кораблев. Секретарь обкома Д. Бурченко подвел итог обсуждения: «Главной причиной всех ошибок в деятельности органов НКВД является отсутствие партийности […]. Каждый член партии должен не забывать того, что партия спросит за все». Он заявил, что органы НКВД будут поставлены под жесткий контроль партийных органов. Партийный руководитель специально подчеркнул, что в последнее время участились случаи, когда коммунистов обвиняли в клевете на честных людей, а они объясняли свои действия приказами сотрудников НКВД. Но были люди, которые действительно клеветали на всех вокруг, и «таких разоблачителей надо держать на далеком расстоянии от органов НКВД». Подобную практику необходимо было немедленно прекратить. В заключительном слове Кораблев сделал вынужденный вывод: «В тех ошибках и извращениях, которые были допущены в работе нашего управления […] виноваты мы все» [1515]. Он понимал, что в сложившихся условиях на посту начальника управления надолго не останется.

Одним из последних действий Кораблева на посту начальника УНКВД стала передача 9 января 1939 г. военному трибуналу особого совещания КОВО дела по фактам избиения сотрудниками Липовецкого райотдела НКВД Г. Злобиным и И. Колбыдюком арестованных (и к тому времени уже расстрелянных) граждан [1516].

Вероятно, И. Кораблев попытался защитить себя, подставляя под судебное разбирательство подчиненных. Однако исполняющий обязанности наркома внутренних дел А. Кобулов не согласился с предложением И. Кораблева. Г. Злобин и И. Колбыдюк были наказаны в административном порядке — их посадили под арест на 20 суток [1517].

Через несколько дней Кораблева сместили с должности, назначив новым начальником управления третьего секретаря Днепропетровского обкома партии Б. Шаблинского [1518]. 18 января 1939 г. Кораблев написал Берии письмо, в котором заявил, что «работал честно, как подобает большевику». 28 января в письме Сталину он подчеркивал, что не понимает, за что его сняли с поста, как и практически всех начальников УНКВД. Он писал, что считает «величайшей ошибкой ту политику, которую проводит т. Берия по отношению к старым чекистским кадрам». Виноваты не они, а бывший нарком внутренних дел СССР: «Одним словом, виноват во всем т. Ежов и те сволочи, которые занимали руководящее положение на решающих участках чекистской работы, как Заковский, Успенский и подобные им, оказавшиеся врагами народа […]. Я умираю абсолютно честным человеком, честным коммунистом и чекистом» [1519]. В ночь с 29 на 30 января Кораблев двумя выстрелами в упор пытался покончить жизнь самоубийством, но выжил [1520]. Берии немедленно сообщили о случившемся, тот довел до ведома Сталина, а бюро Винницкого обкома партии 3 февраля осудило попытку самоубийства Кораблева как позорный антипартийный поступок. В решении, в частности, говорилось: «В процессе сдачи и активирования дел и документов УНКВД выявлено ряд серьезных недочетов, ошибок и извращений в работе УНКВД за время руководства Кораблева (незаконченных следственных дел с нарушением норм УПК 350, не разобрано актуальных заявлений трудящихся 156, запущенность в агентурной работе и т. д.)». Кораблева вывели из состава обкома партии [1521], после выздоровления он уехал из Винницы.

В январе 1939 г. развернулась работа экспертных комиссий по оценке предыдущей деятельности УНКВД. Обкомы партии рассматривали личные дела коммунистов-чекистов, утверждая их кандидатуры для продолжения работы в органах госбезопасности. 14 февраля 1939 г. бюро Винницкого обкома партии начало утверждать кандидатуры сотрудников на руководящие посты в аппарате областного управления и районных отделов НКВД. Были заслушаны объяснения А. Пришивцына о нарушениях, творившихся в управлении. Протокол заседания гласил: «В связи с тем, что на бюро обкома из объяснений тов. Пришивцына Антона Яковлевича выяснилось, что его на работу в Винницкое Областное Управление НКВД было послано врагом народа Успенским и сам Пришивцын заявил, что он посылался на начальника 4-го отдела Облуправления с тем, что он будет в ближайшее время назначен заместителем начальника управления. Также заявил, что к награде орденом “Красной Звезды” он был представлен врагом народа [видимо речь идет о начальнике УНКВД Донецкой области Д. Соколинском]. В связи с этим, считать невозможным сохранение тов. Пришивцына Антона Яковлевича на работе заместителя начальника Облуправления и с работы из органов НКВД освободить» [1522]. Решение послали на утверждение в ЦК ВКП(б) и ЦК КП(б)У, а также Шаблинскому. 26 апреля 1939 г. А. Кобулов написал заместителю начальника ГУГБ НКВД СССР Б. Кобулову письмо, в котором изложил выводы членов бюро Винницкого обкома и попросил дополнительно допросить Успенского о «наличии между ними организационной связи» [1523]. Таким образом, Пришивцын и Кораблев оказались соучастниками вражеской деятельности Успенского.

Возвращаясь к событиям февраля, отметим, что бюро Винницкого обкома партии утвердило далеко не всех сотрудников. На многих из нйх имелись компрометирующие доказательства, за которые они подлежали увольнению. О нарушениях законности нигде не упоминалось. Судьба этих людей неизвестна. Но один из сотрудников — заместитель начальника 5-го отдела А. Редер, уволенный за сокрытие социального положения (отец — австрийский под данный, а сам Редер — еврей, а не русский, как он писал в автобиографиях) [1524], стал главным действующим лицом последующих событий в Виннице.

В Каменец-Подольском события разворачивались по похожему сценарию. 4 февраля 1939 г. новый начальник УНКВД А. Михайлов (до этого — заведующий отделом руководящих партийных органов Каменец-Подольского обкома партии) написал А. Кобулову записку о деле В. Лелонга. Он указывал, что Лелонг подал неправильные данные о национальности (француз), о социальном происхождении (отец — владелец магазина), скрыл национальность мужа сестры (немец), мать которого тоже осуждена за шпионаж, и что отец его жены был на учете по окраске «прочие».

Михайлов называл Лелонга «шкурником», которому в 1937 г. коммунисты высказывали недоверие. Он подчеркивал, что Лелонг был близок к Жабреву, как секретарь парторганизации выполнял установки по увольнению евреев из органов НКВД. Кроме того, в адрес Н. Хрущева поступили жалобы комсомольца Корчака и других свидетелей об издевательствах Лелонга над арестованными, его требованиях клеветнических показаний на сотрудников НКВД. Список 20 сотрудников, на которых имелись компрометирующие материалы, приобщили к делу Гришко. Лелонг, будучи начальником отдела кадров, их скрыл, но это обнаружил новый начальник НКВД и подал рапорт на их увольнение. Михайлов требовал уволить Лелонга из органов НКВД и предать суду [1525].