Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

Реакция чекистов на потенциальную угрозу была молниеносной и убийственной. Я.И. Берензоном 4 февраля 1938 г. было заведено на Г.И. Самарина агентурное дело «Нетронутые», вслед за чем Калюжный получил от начальника УНКВД Федорова санкцию на арест Самарина, а также еще ряда уполномоченных КПК. По делу «Нетронутые», кроме Самарина, были также арестованы Д.М. Канфер-Беркович, Г.А. Александров, А.М. Агранский, В.Ф. Сороковик, А.А. Иванов, Ф.Ф. Васюренко. Аресты работников КПК были проведены в феврале 1938 г., после чего «никого из работников КПК даже не пускали в Обл[астное] УНКВД, мотивируя тем, что в КПК засилье врагов народа» [920] Архив УСБУ по Одесской обл. АСД № 38580 на В.Ф. Калюжного в 3-х тт. Т. 3. Л. 244 об. . После продолжительного следствия все они были осуждены Военной Коллегией Верховного Суда СССР как члены троцкистской группы: Самарин был приговорен 23 сентября 1938 г. к расстрелу, такая же судьба постигла 10 октября 1938 г. Александрова, Агранского, Канфер-Берковича и Сороковика. Иванов и Васюренко были приговорены к 15 годам лагерей.

Если бы «дело КПК» ограничилось только арестом и осуждением этих людей, то чекистам очевидно не пришлось бы впоследствии отвечать перед судом на самые неприятные вопросы, поскольку обвиняемые были своевременно осуждены, расстреляны или находились в лагерях. Но 29 мая 1938 г. по требованию секретаря обкома партии Г.Г. Телешова был арестован еще один следователь КПК — С.Я. Шпак. Шпак оказался «твердым орешком», выдержал 14-месячное следствие, сумел выжить и был освобожден в сентябре 1939 г. Если, даже находясь под следствием, он смог написать десять заявлений Н.И. Ежову, в которых, по его словам, самым «подробным образом описывал ужасы и беззакония, творящиеся в Одесском облуправлении НКВД», то после своего освобождения Шпак развил активную деятельность, направленную на изобличение «шайки врагов, которая методами “гестапо” фабрикует “липовые” к-p организации и превращает честных большевиков во “врагов”» [921] Там же. .

Шпак стал настоящим кошмаром для одесских чекистов и находкой для следствия, которое на тот момент уже велось в отношении бывшего начальника СПО УНКВД по Одесской области Калюжного. Во-первых, Шпак в силу своей деятельности в качестве следователя КПК оказался весьма квалифицированным свидетелем, заслуживавшим доверия. Во-вторых, в процессе длительного нахождения под стражей он имел возможность общаться фактически со всеми высокопоставленными партийными функционерами, находившимися в тот момент под арестом, и мог свидетельствовать от их имени против следователей НКВД. В-третьих, Шпак после освобождения использовал все свои связи в партии, чтобы первоначально добиться если не осуждения, то хотя бы увольнения и исключения из партии наиболее одиозных сотрудников Одесского УНКВД, с которыми он «столкнулся» во время следствия и которые «делали все в стремлении во что бы то ни стало угробить меня» [922] Архив УСБУ по Одесской обл. АСД № 03424 на С.И. Гапонова и др. в 5 тт. Т. 1. Л. 47–51. Заявление С.Я. Шпака в военную прокуратуру от 17 ноября 1939 г. . Еще одним важным моментом для следствия была коммунистическая «правоверность» Шпака — его критика ограничивалась «гнилыми» фальсификаторами из НКВД, не затрагивала систему и не ставила под сомнение необходимость репрессий в целом в отношении врагов советской власти.

В этом С.Я. Шпак был далеко не одинок. В производстве 1-го отделения 4-го отдела УНКВД по Одесской области к ноябрю 1938 г. находилось несколько дел, сфабрикованных в отношении ряда высокопоставленных партийных функционеров Одессы, следствие по которым еще не было закончено. В итоге обвиняемые были освобождены в конце 1938–1939 гг. и выступили с обвинениями в адрес НКВД. Речь идет о деле работников областного финансового отдела во главе с его бывшим начальником И.Ф. Сенкевичем [923] Был исключен из партии 21 июня 1938 г., арестован 2 июля 1938 г., освобожден спустя год, 4 июля 1939 г. , деле работников газет «Черноморская коммуна» и «Большевистское знамя» во главе с бывшим заведующим отдела культуры «Черноморской коммуны» М.С. Эйдельманом [924] Арестован 8 августа 1938 г., освобожден в июле 1939 г. , а также о делах бывшего заведующего оргколхозным сектором Одесского областного земельного отдела М.Б. Бартера [925] Содержался под стражей 6 июля 1938 г. по 4 ноября 1939 г. , бывшего председателя Одесского горсовета и депутата Верховного Совега СССР И.И. Черницы, бывшего уполномоченного комитета по делам мер и измерительных приборов Одесской области И.Ф. Якубица, бывшего инструктора руководящих органов Одесского обкома КП(б)У А.А. Киценко, бывшего заместителя [926] ׳Был арестован в здании Одесского обкома КП(б)У 15 июня 1938 г. аведующего Одесского областного собеса Я.Д. Бранта [927] Был арестован 16 июля 1938 г., освобожден из-под стражи 14 января 1939 г. , директора пединститута А.О. Луненко [928] Был арестован 10 июня 1938 г. и еще целого ряда коммунистов среднего и высшего областного звена.

В первую очередь эти коммунисты в своих письмах, заявлениях и показаниях предоставили следствию массу подробных сведений о нарушении сотрудниками НКВД «социалистической законности», которые те, в свою очередь, не могли игнорировать и были вынуждены всячески оправдываться. К подследственным в Одессе применялся практически весь арсенал методов следствия массовых операций — многочасовые «выстойки» и «высидки», «конвейерные» допросы, избиения, матерная ругань, им постоянно плевали в лицо, кричали в уши, тушили о тело сигареты, стряхивали за шиворот горячий табачный пепел, лишали еды и воды, запугивали, применяли провокации, шантажировали, угрожали родным и близким, использовали показания штатных свидетелей, в том числе агентов и осведомителей, симулировали расстрелы и т. д.

Вот лишь один типичный пример описания арсенала методов «физического воздействия» одесских чекистов, который содержится в заявлении на имя секретаря Одесского обкома КП(б)У А.Г. Колыбанова от 27 ноября 1939 г. от члена ВКП(б), директора совхоза им. Луначарского Суслова. Последний был арестован 17 июля 1938 г. Вознесенским РО НКВД по делу областного финотдела и находился под следствием в УНКВД до 4 ноября 1939 г. В частности, Суслов писал: «Арест меня и проводившиеся методы следствия мне до 16/1-39 г. рассматривать иначе, как прямое действие людей, в лучшем случае случайно попавших в органы НКВД — нельзя. Допросы до вышеуказанного времени проводились мне следователем облуправления Берензоном, это наглая фашистская пытка, сопровождавшаяся физическими издевательствами, как-то: беспрерывная классическая матерщина, постоянное бесчисленное плевание в лицо, бесчисленное кричание в уши через бумажную трубку, оттаптывание каблуками пальцев на ногах, содержание в камере тюрьмы 21–24 человек (площадь примерно 8 метров), бесчисленное количество отправок на допрос в кабинке автомашины по 2 человека, насильно туда всаженных, так как размер этой кабины является минимальным для одного человека. Обращение тюремной администрации и надзоров тюрьмы в 1938 г. возможно только в фашистских застенках. О питании говорить нечего. На следствие “нет” вообще не существовало, а существовало только “да”» [929] Архив УСБУ по Одесской обл. АСД на С.И. Гапонова и др. № 03424 в 5 тт. Т. 1. Л. 15–16. .