Марина Цветаева - Марина Цветаева. Письма 1924-1927

Пока кончаю. На молчание не сержусь, никак его — в смысле кривотолков — не толкую. День требует своего, в этом вся разгадка.

Аля целует, С<���ережа> шлет привет. Деньги отправляются по адр<���есу> Сталинского.

Всего лучшего Вам всем.

Были ли у Людмилы Ч<���ириковой>? Напишите о ней. И пойдите еще, — у нее сейчас гостит Валентина. Адр<���ес>: Malakoff S. Rue J-J. Rousseau, 1. Умоляю о высылке Але книги: Ctesse de Ségur. Nouveaux contes de fées {41} . Верну с долгом.

27-го декабря 1924 г.

Дорогая Ольга Елисеевна,

А сегодня Ваше письмо!

Утро. С<���ережа> торопится уезжать. Только что был почтальон. 2 ч<���аса> назад уехала Катя Р<���ейтлингер>, если бы письмо пришло вчера, дала бы ей Ваш новый ад<���рес>. Впрочем, до сих пор не знаю, через Голландию или через Париж (едет в Лондон).

Бедная Адя! Но непременно нужно будет отпраздновать русское Рождество, к которому она наверное поправится, и очеловечить новую квартиру елкой.

Сегодня же начинаю Вам большое письмо. И С<���ережа> сегодня же, уже не через Ст<���алин>ского, а по новому адр<���есу> высылает Вам деньги.

Напишите Ляцкому и о болезни Али, м<���ожет> б<���ыть> выхлопочет еще одну стипендию (на январь). И Б<���елобородо>вой — отдельно — она ревнива. Адр<���ес> Ляцкого перепишите на стену, а то потеряете.

Целую Вас и Адю, спешу.

Впервые — НП . С. 100–102. СС-6 . С. 698–700. Печ. по СС-6 .

Вшеноры, 27 декабря 1924 г.

Дорогая Ольга Елисеевна,

Только что отправила Вам письмо с короткой припиской в ответ на Ваше, полученное в последнюю минуту, — С<���ережа> уже шел на вокзал.

Я Вам писала о елке у Л<���ебеде>вых (в В<���оле> Р<���оссии>) и не написала Вам о заминке в комнате каждый раз, как мною произносилось Ваше имя. Когда Л<���ебеде>в сказал, что в Париже Вас не видел, я «чистосердечно», т.е. очень громко, удивилась. Он поспешил отговориться болезнью. М<���аргарита> Н<���иколаевна> вторично упоминала о Вашем молчании. Я<���ковле>в, с флегматической полуусмешкой, рассказал о каком-то фельетоне Кесселя… «теперь Оля и Наташа знаменитости. Чуть ли не на миллион заказов»… Я: «Заказов — плохо, лучше бы просто миллион». Л<���ебеде>в: «Ну, таких дураков найдется мало». Я: «То, что вы называете дураками — просто люди с воображением. Нужно не иметь никакого, чтобы после такой каторги предлагать — заработок». Л<���ебеде>в: «А вы бы что предложили?» — «Отдых, т.е. миллион без заказов: tout rond et tout court {42} ». Общий смех и моя высокомерная не-улыбка.

Встреча с О<���болен>ским [178] замечательна — как в романе. И дальнейшее — дружба родителей — тоже. Классический конец: его женитьба на Аде. Адя, хотите? Дети не будут орать и будут кудрявые. И все в доме — крашеное. Помните, в «Аленьком цветочке», кажется невидимые и неслышимые слуги? А м<���ожет> б<���ыть> он — заколдованная собака и с любовью к нему красавицы примет свой прежний образ? И вы будете княгиней. (И царицей — в собачьем царстве!)

Передайте ему мой сердечный привет. И приучите к дому. Он будет помогать.

Мои дела. Иждивение мне, очевидно, сохранят — и не мне одной. (Вам бы наверное сохранили.) Думаю оставаться в Чехии, пока будут кормить, т.е. наверное еще целый год. Дальше??? — Дальше м<���ожет> б<���ыть> С<���ережа> получит место, или я «прославлюсь», сейчас я в ящике без воздуха, не скрываю, это не жизнь, для жизни (без людей) нужна природа, новая природа с голосами, заменяющими людские, — нужна свобода — у меня ни того, ни другого, ни десятого, у меня своя тетрадь. И так еще год. (Я о своей душе говорю, о главной, о требовательной, о негодующей себе!) Я недавно читала в каком-то письме Достоевского о его скуке и перенапряженности без внешних впечатлений: «5 мес<���яцев> одно и то же. Еще держусь» [179]. Если он, Крез души и духа [180], томился по внешнему: людям, видам, зданиям, — все равно! — как же не томиться мне!

Кроме того, я знаю, откуда это томление: голова устает думать, душа чувствовать, ведь, при отсутствии внешних впечатлений, и та и другая живут исключительно собой , собой без повода, в упор, целиком собой. При напряжении необходимо разряжение. Его нет. Освежение. Его нет. Рабочий после завода идет в кабак — и прав. Я — рабочий без кабака, вечный завод.

С<���ережа> с Исцеленовым (и Брэй'ем [181], Вы его не знаете — англичанин — режиссер — блестящ) затеяли студию. Ставят «Царя Максимилиана», (народное, по Ремизову. С<���ережа> играет царского сына), «Адольфу» — нечто вроде Св<���ятого> Георгия [182]. Что выйдет — не знаю. Дело в хороших руках, есть актеры — но будут ли деньги? Пока у них небольшое помещение, репетиции идут. С<���ережа> очень увлечен. Как-то приводил сюда своего Брэй'я: небольшой быстрый рыжий человек, горящий и не гаснущий, острый в реплике, с лучше чем вкусом: нюхом. Страстно любит Пастернака. Сошлись. С<���ережа> с ним будет встречать здешний Новый Год, — в Праге в эту ночь (Сильвестрову) «все позволено» [183]. Будут ходить по улицам и заходить в рестораны. Говорят, пьяные чехи угощают русских. Я сама уговорила С<���ережу>, п<���отому> ч<���то> я на такие дела уже не гожусь.

Вчера была у нас Катя Р<���ейтлингер>: рецидив одержимости С<���ере>жей, вела себя истерически, клеила Але игрушки на елку, хохотала, вскакивала, намекала, заигрывала, — тяжело было смотреть. Умолила меня не идти провожать ее на станцию: «такой ужасный мороз!» — все это смеясь и плача, я была потрясена такой явностью . Если хотите ее совсем очаровать, говорите с ней побольше про С<���ережу>.

Людские посещения мне мало дают. Первая минута радость (от перемены! нарушения хода) — и сразу примус, печь, посуда, — мыть, варить — ничего не успеваешь, все грязное, все жжется, потом наспех стихи прочесть — и уже темно — и уже люди спрашивают про поезда. Кроме того, не умею на людях, мне нужны не люди, а человек один — упор хотя бы одного вечера.

Получила от «дорогого» «Психею» Родэ [184]. Двухтомный (800 стр<���аниц>) ученый труд, сухой , sans genie {43} . Мне, в итоге, важно, кто пишет, а не о чем! А здесь — никто, и Психея не встает. Тело, из к<���оторо>го Психея отлетела, — вот его книга. С удовольствием бы продала.

С «дорогим» после Вашего отъезда виделись два раза: раз когда «мирились», другой недавно, в «В<���оле> Р<���оссии>», наспех, на людях, три минуты. Он мне определенно радуется и определенно во мне не нуждается, — Невинный более предан, чем он. Пошлю ему на Новый Год тот стих, что Вам посылала («Как живется Вам…»). Пусть резнет по сердцу или хлестнет по самолюбию. В тот вечер, по крайней мере, ему будет отправлена его «гипсовая труха» [185].