Владимир Кузнецов - Вован и Лексус. По ком звонит телефон

Ярош сразу же перешел на украинскую мову. Скажу честно, тогда я украинским совершенно не владел, понимал процентов 50 того, что он говорил, и отвечал ему невпопад на русском языке с явным русским акцентом. Вообще, занятие, которое я себе выбрал, требует знания иностранных языков, азов психологии и коммуникации. Нужно быть мастером на все руки: и юристом, и экономистом, и лингвистом, и психологом, и разведчиком, и юмористом в одном лице.

Общение у нас строилось вокруг одной темы: «зачем мы начали эту войну и как он видит решение этого конфликта». Сложно было представить себе, что люди, занимавшие тогда совершенно противоположные позиции, вели бои и находились по разные стороны баррикад, могли что-то согласовывать или даже просто согласиться общаться друг с другом. Иногда он писал мне сообщения наподобие: «Я нахожусь на передовой и не могу ответить». Смешно было себе представлять человека, воюющего с одним государством и оправдывающегося перед своим противником в том, что он не вышел в скайп. Особенно по той причине, что ему неудобно. Во время войны, как правило, враги никогда не идут на переговоры. Тем более такие непримиримые, как Губарев и Ярош. Но мне удалось разрушить это представление.

Во время нашего разговора у Яроша был растерянный вид. Он держался очень скромно, отводил взгляд, периодически заикался. Было понятно, что никакой идеологии в его словах нет, он является просто-напросто номинальной персоной. Об этом уже, кстати, говорил и сам Коломойский в наших застольных беседах. Ярош выглядел довольно-таки жалко, было заметно, что он считает себя виноватым, с чем-то не согласен, но не может это высказать мне в лицо. Когда я говорил ему о том, что его бойцы, артиллерия стреляют по жилым домам, ему нечего было на это возразить. Максимум, что он мог сказать, — это то, что российские военные стреляют из «Градов» и бомбят их позиции. Про убитых мирных жителей он промолчал. Более того, он заявил, что считает Донецк Украиной и всегда видел там во всем только украинскую составляющую. Я ему ответил, что тоже не являюсь противником Украины, и предложил выпить горилки по скайпу. Я думал, что это прокатит так же, как с Коломойским, но Ярош сказал, что он находился на фронте, поэтому лучше выпить в другой раз.

Я ему предложил: «Давай ты прекратишь огонь. Я со своей стороны тоже прекращу — и отведем вооружение». Он согласился: «Если вы действительно хотите, то мы обещаем не переходить в наступление». Это было очень важно, ведь тогда ни одна из сторон не хотела идти на уступки. Ярош показался мне испуганным, но так или иначе берущим на себя ответственность радикалом. Однако у него совершенно не было авторитета, и националисты (имеются в виду националисты «Правого сектора») прекратили обстрелы лишь на некоторое время. Наверное, в том, что огонь с той стороны прекратился, хоть и ненадолго, есть и моя небольшая заслуга. Я убежден, что всегда лучше договариваться.

«Губарев»: Понимаешь, я не думаю, что ты плохой парень, да там что ты демон. Думаю, что твои сторонники, учитывая то, что ты слышал, хорошо относятся там к гражданским, к нашим, РФ, я не думаю, что ты какой-нибудь демон, я просто не вижу смысла нам с тобой делить что-то.

Ярош: Дело в том, что у нас с тобой разные позиции, но лучше было бы их обсуждать мирным путем, без автоматов, пулеметов, армии. Но не я все начинал. Не я начинал.

«Губарев»: Ну, ты ж был на майдане, да? Ты занимал там огромную, очень весомую позицию. Ты признаешь, что если народ против какой-то власти, он имеет право ее взять и убрать, свернуть? Ты согласен, я считаю.

Ярош: Когда была революция в стране, мы боролись за свободу, против бандитского, по существу, режима. И думаю, что эта борьба будет еще продолжаться. Нас тоже эта власть — перетасованная колода Януковича — не устраивает. Но мы не воевали против государства своего, мы воевали за государство собственное. Янукович его валил. И его олигархи тоже… ( Краткая пауза. )

«Губарев»: Вот объясню свою позицию. Да, для меня лично, что для меня вот жить в составе того Киева, который ненавидит, в принципе, Донбасс за то, что он есть, который может там считать ватниками или иными людьми, для меня это несвобода. Я себя чувствую свободнее сейчас, да, я чувствую, что я независимый человек, я при этом не хочу там задевать ваших людей, я хочу, чтобы люди самоопределились, как и везде. Я думаю, что и у тебя сторонники были, которые в Чечне воевали, да, эти сторонники тоже считали, что каждый народ имеет право там на самоопределение. Я думаю, что…

Ярош ( перебивая ): У нас есть сила украинского народа. Существует украинский народ, и на Донбассе тоже украинский народ. Донбасс — часть украинского народа. Подчеркиваю: никакого права на самоопределение они не имеют. Они должны быть в составе единого украинского государства.

«Губарев»: А что для тебя государство?

Ярош: Для меня это государство моей нации, украинской нации в первую очередь, но при этом всем в котором были бы обеспечены права национальных меньшинств в том числе.

«Губарев»: Нет никакой украинской нации.

Ярош: Слушай, давай не будем ходить… Я тебе сейчас лекцию начну читать… об Украине и так далее. Я провел много обучений.

«Губарев»: Украина должна быть с Россией!

Ярош: В этом мы с тобой не сойдемся никогда. Для меня Россия — это вековечный враг Украины, который постоянно оккупировал, завоевывал нас… и мы постоянно вели борьбу с Российской империей. Поэтому здесь мы не найдем согласия. Мы самодостаточное государство, самодостаточный народ, и Россия к нам не имеет никакого отношения.

В этом был весь Ярош. Он ненавидел Россию всей душой. Это был его вековечный враг. О каком сотрудничестве мог идти разговор, когда яркий политик Украины делал такие заявления? После Коломойского я уже ничему не удивлялся. Даже тому, что человек, воюющий на фронте, мог спокойно обсуждать политические вопросы со своим политическим врагом по личному мобильному телефону. Тем не менее меня, конечно же, радовало, что он готов был идти на диалог.

«Губарев»: Ну, я не вижу, что нам с тобой делить. Я готов даже рассмотреть вариант вступления, да, в состав Украины в порядке особого статуса. Но что такое особый статус? Я ведь все время заявляю, что он даст нам и какие он даст гарантии. И мы, и люди, которых родственников убили, как мы можем эти флаги, в принципе, у себя вывешивать? Я не вижу, как мы можем уживаться в парламенте с теми людьми, с которыми мы воевали, с тем же Ляшко, с этим п…, как мы можем иметь с этими людьми что-то единое? Мы все равно будем отстаивать свои права, но мы будем в меньшинстве.

Ярош: Это не ко мне вопрос, ибо я не правлю государством, потому я не могу об этом говорить. Я не разобрался с этим особенным статусом, и не нарушает ли этот особенный статус наши интересы общеукраинские. Должен был в Киеве договорной…