Алексей Иванов - Дебри

Российские власти поначалу будут противиться появлению на нижней Волге своенравных степняков, хотя и не слишком рьяно. Однако «шертями» 1655 и 1657 годов калмыки окончательно закрепятся в России. Им отведут кочевья – там, «где нет сохи, косы и топора». Впрочем, о степях Тургая и Барабы калмыки забудут далеко не сразу: они продолжат время от времени ввязываться в дела Сибири, объединяясь с мятежными башкирами.

К концу XVII века волжские калмыки наконец создадут собственное ханство, подчинённое России. Его возглавит великий тайша Аюка, правнук Хо-Орлюка. В 1690 году он примет от Далай-ламы титул хана. А Россия придумает, к какому делу приспособить прирученных степняков: пусть они воюют с крымчаками и турками. И калмыки окончательно откажутся от посягательств на сибирские просторы.

А вот джунгары не откажутся ни за что, пока жива Джунгария.

Служилый человек Семён Дежнёв совершил великое географическое открытие. Но в личности и судьбе Дежнёва нет ничего исключительного: Дежнёв не герой и не титан духа. Его обыденность и приземлённость словно поясняют, что подвигом была сама жизнь русских первопроходцев.

Дежнёв родился в Великом Устюге в 1605 году. Лет в 20 или 25, как и многие устюжане, он отправился за удачей в Сибирь. Поверстался в казаки в Тобольске, потом перешёл в Енисейск, а в 1638 году – в Якутск. Обзавёлся хозяйством и женился на якутской красавице Абакаяде Сючю, у них родился сын Любим. По приказу воеводы Дежнёв собирал ясак на дальних реках – на Яне, Алазее и Индигирке, сражался с тунгусами и юкагирами – «неясачными непослушниками». Стал начальником Нижнеколымского зимовья.

По северным острогам и зимовьям Якутского воеводства ползли слухи о том, что где-то на востоке есть река Анадырь; соболей там неисчислимо, а при устье в окиян уходит валунная осыпь-корга, на которой живут тысячи моржей. Опасность заключалась в том, что тундра между Колымой и Анадырем принадлежала воинственным чукчам: чукчи не пропустили бы русских, и проще было обогнуть их злую страну морем. Дежнёв вступил в товарищество, которое снарядило шесть кочей. В 1648 году флотилия вышла в Ледовитый океан. Три судёнышка почему-то отделились и отправились каким-то своим путём, а три других поплыли вдоль берегов Чукотки.

ПАМЯТНИКИ ДЕЖНЁВУ РАЗДЕЛЕНЫ ТЫСЯЧАМИ КИЛОМЕТРОВ. САМЫЙ ЗАПАДНЫЙ УСТАНОВЛЕН В ВЕЛИКОМ УСТЮГЕ В 1972 ГОДУ. А САМЫЙ ВОСТОЧНЫЙ БЫЛ ПОСТРОЕН В 1956 ГОДУ В ОКРЕСТНОСТЯХ ЧУКОТСКОГО ПОСЁЛКА УЭЛЕН НА СКАЛАХ МЫСА ДЕЖНЁВА. ЭТО МАЯК – ЧЕТЫРЁХГРАННАЯ БАШНЯ ВЫСОТОЙ 16 МЕТРОВ, В НИЖНЕЙ ЧАСТИ КОТОРОЙ СТОИТ БРОНЗОВЫЙ БЮСТ ЗЕМЛЕПРОХОДЦА

Ветер надувал паруса, и через месяц мореходы увидели скалистый и высокий «Необходимый нос», то есть мыс, который нельзя обойти (сейчас он называется мысом Дежнёва). За «носом» море укатывалось к югу – это был пролив (сейчас он называется Беринговым). Кочи свернули в пролив. Однако началась буря. Она раскидала русские суда в разные стороны. Один коч разбился о скалы и погиб. Другой коч – его вёл казак Федот Попов – унесло неведомо куда. А коч Дежнёва, помотав, выбросило на берег. Десять недель Дежнёв со товарищи, голодая, упрямо брели на полудень к Анадырю. До цели добралось только 12 человек. Они построили крепкое зимовье, будущий Анадырский острог, и принялись собирать ясак с юкагиров. В 1650 году к зимовью Дежнёва пешком пробились казаки с Колымы. Связь с «большой землёй» была восстановлена. Дежнёва избрали начальником поселения, и на Анадыре он прожил ещё двенадцать лет. В 1662 году он наконец-то вернулся в Якутск и привёз почти 300 пудов моржового клыка на сумму 17 340 рублей.

Памятник Семёну Дежнёву в Великом Устюге

Увы, никто тогда не понял, что Дежнёв нашёл конец Евразии – пролив, отделяющий Евразию от Америки. Дежнёв и сам этого не понял. Русские не решились использовать пролив для сообщения с Анадырем: бешеные воды, ненадёжно. И о проливе забыли. Его значение оценит лишь Витус Беринг, который пройдёт этим путём через 80 лет после Дежнёва – в 1728 году.

А Дежнёв продолжал службу, как и прежде. Видимо, он был человеком не только отважным, но и добродушным. Конечно, Дежнёв немало сражался с инородцами и раз десять был ранен в схватках, но больше его ценили за умение договариваться – с товарищами, с начальством, с инородцами. По всей вероятности, Семён Дежнёв попросту был изрядным хитрованом.

ЖЕНОЙ СЕМЁНА ДЕЖНЁВА БЫЛА ЯКУТКА АБАКАНЬ – АБАКАЯДА СЮЧЮ. ВЕРНАЯ АБАКАЯДА ЖДАЛА МУЖА В ЯКУТСКЕ ВСЕ ГОДЫ, КОТОРЫЕ ДЕЖНЁВ ПРОВЁЛ НА АНАДЫРЕ, НО, ВИДИМО, ТАК И НЕ ДОЖДАЛАСЬ. ЕЁ ПРЕДАННОСТЬ ПРЕВРАТИЛАСЬ В ЛЕГЕНДУ ЯКУТИИ. А ЛЮБИМ ДЕЖНЁВ, СЫН СЕМЁНА И АБАКАЯДЫ, ТОЖЕ СТАЛ ЗЕМЛЕПРОХОДЦЕМ. ОН СЧИТАЕТСЯ ПЕРВЫМ САХАЛЯРОМ – ТО ЕСТЬ СРАЗУ И РУССКИМ, И ЯКУТОМ

Служилым людям часто задерживали жалованье, потому что у местных воевод не было денег. Самым верным способом получить заработанное была поездка в Москву: надо самолично бить челом главному дьяку Сибирского приказа или царю-батюшке. А за время анадырской эпопеи казна задолжала Дежнёву 126 рублей 20 копеек – огромные деньги. И якутский воевода с пушным караваном отправил в столицу Семёна Дежнёва.

Памятник Семёну Дежнёву и Абакаяде Сючю в Якутске

В Москву он прибыл в 1664 году. Но жалованье деньгами ему выдали только на треть, а остальное – сукном: мол, сам загонишь кому-нибудь в Якутске. А за моржовую кость, которую он привёз на продажу, заплатили второсортными соболями; пришлось сбывать их в Москве и по дешёвке. Дежнёв решил отыграться. Вместе с напарником Иваном Ерастовым он должен был доставить в Якутск жалованье служилым – три тысячи рублей. А Дежнёв и Ерастов на тысячу рублей самовольно купили того же сукна, чтобы в Якутске этот товар выдали служилым в счёт жалованья, но по высоким сибирским ценам, и разница между якутской и московской ценой попала бы в карман прохиндеям. Трюк не прокатил. Ерастову прописали батогов, а вот Дежнёв, умеющий договариваться, как-то отвертелся от возмездия.

Ещё понемногу он послужил на реках Оленёк, Яна и Вилюй, однако ему уже перевалило за 60 лет, и пора было подумать о спокойной старости. Дежнёв ухитрился опять втереться в доверие к якутскому воеводе, и в 1671 году тот вновь отправил его в Москву с пушным караваном. Теперь Семён Иваныч надеялся только на свою изворотливость. Караван Дежнёва двигался «мешкотно и оплошно». В долгой дороге Дежнёв срезал печати на тюках с пушниной и подменил меха: себе взял хорошие казённые шкурки, а в тюки пихнул «свои худые соболи и недособоли драные и без хвостов». Чтобы уловка не раскрылась, Дежнёв подмочил грузы. Вероятно, что и служители таможен приняли от него «на лапу», потому что пропускали его дальше с богом, а не сажали под стражу за «поруху», хотя и видели, что мешки «подралися и попоролися», и в них явно «хожено». Вину за ущерб свалили на дожди и на мышей. Дежнёв благополучно сдал порученные ему товары в казну. Претензий к нему не имелось. И Дежнёв исчез в Москве.