Алексей Иванов - Дебри

Верхотурский воевода Алексей Калитин прислал Ремезову четыре сотни плотников из деревни Меркушино – главной сибирской верфи. Напротив Чусовской слободы на устье речки Утки плотники соорудили плотбище и пристань; к ледоходу на плотбище было готово 40 дощаников. Их загрузили пушками и железом Каменского завода. 27 апреля первый караван отчалил от пристани и вышел на стремнину вешней Чусовой. Ремезов и его спутники поплыли вниз по бурной реке. Ремезов записал: «Чюсовая река быстрая и крутолуковая, береги каменные, и в утёсах есть многие бойцы каменные». «Бойцы» – это скалы, которые могут разбить дощаник вдребезги.

В СЕЛЕ СЛОБОДА НА РЕКЕ УТКЕ, ПРИТОКЕ ЧУСОВОЙ, НАХОДИЛАСЬ ГЛАВНАЯ И САМАЯ БОЛЬШАЯ ЧУСОВСКАЯ ПРИСТАНЬ – УТКИНСКАЯ. ЗДЕСЬ БЫЛИ ПЛОТБИЩА ДЛЯ СТРОИТЕЛЬСТВА СУДОВ И МАГАЗИНЫ – АМБАРЫ, КУДА СВОЗИЛИ ДО ПОГРУЗКИ ПРОДУКЦИЮ УРАЛЬСКИХ ЗАВОДОВ. ЗНАЧЕНИЕ ПРИСТАНИ УПАЛО В 1878 ГОДУ, КОГДА ЧЕРЕЗ УРАЛ ПРОВЕЛИ ПЕРВУЮ ЖЕЛЕЗНУЮ ДОРОГУ. ПРИСТАНЬ БЫЛА ЗАКРЫТА В 1882 ГОДУ. СЕЙЧАС ОТ НЕЁ НЕ ОСТАЛОСЬ УЖЕ НИКАКИХ СЛЕДОВ

Первый «железный караван» доберётся до Москвы за 83 дня. В пути погибнет лишь одно судно. «Железные караваны», придуманные Ремезовым, окажутся настолько удобными, что завладеют Чусовой на 175 лет – до строительства железной дороги. На смену лёгким дощаникам придут барки – большие, как вагоны. В XIX веке «железные караваны» будут состоять из 500–600 судов, а Чусовая будет обслуживать полсотни горных заводов.

Село Слобода на реке Чусовой

А Ремезов со спутниками сошёл с каравана в Сулёмской слободе и гужевым трактом поехал в город Кунгур. В «наказной памяти», вручённой Ремезову ещё в Тобольске, значилось: «По великаго государя указу велено зделать наличной чертёж Кунгурской земли с розмером подлинным, и переписные книги городу Кунгуру и уездов, и пади многих рек, и меж ими гор, и улусы татар и вогулич, и по рекам промыслы, и угодья птичьи и зверные, и рыбные ловли, и бобровые гоны, и хмелевое щипанье».

Дело в том, что в январе 1703 года «поморский город» Кунгур передали из «Новгородской четверти» в Верхотурский уезд. Ремезов должен был провести перепись населения, чтобы воевода Калитин прикрепил кунгурских мужиков к Невьянскому заводу Демидовых. А мужики не хотели работать на завод в ущерб своему хозяйству. И в Кунгуре гостей встретили без приязни.

Посадские жители во главе со старостами, подьячие, кунгурские татары и даже бурмистры саботировали повеления «чертёщика» Ремезова: не давали материалов и продуктов, не предоставляли сведений, ругались и грозились убить, а потом написали челобитные о пьянстве и взяточничестве комиссии Ремезова. Но Семён Ульянович всё же справился с заданием – сосчитал крестьян, составил чертежи уезда и план города Кунгура.

НЕКОТОРЫЕ ЧЕЛОВЕЧКИ НА ИРБИТСКОЙ ПИСАНИЦЕ БЫЛИ ИЗОБРАЖЕНЫ ГОЛЫМИ, С АНАТОМИЧЕСКИМИ ПОДРОБНОСТЯМИ. ПЕРЕРИСОВЫВАЯ ИРБИТСКИЕ ЗНАКИ ИЗ ПОХОДНОЙ ТЕТРАДИ В КНИГУ, РЕМЕЗОВ СТЫДЛИВО ОПУСТИЛ ЭТИ ДЕТАЛИ, А ЗАОДНО ДЛЯ НАГЛЯДНОСТИ СТИЛИЗОВАЛ ФИГУРЫ. ОДНАКО ПЛЕННОМУ ШВЕДУ СТРАЛЕНБЕРГУ РЕМЕЗОВ ДАЛ СКОПИРОВАТЬ «ПОЛЕВЫЕ» РИСУНКИ. ВОТ ТАК И ПОЛУЧИЛОСЬ, ЧТО СТРАЛЕНБЕРГ ОПУБЛИКОВАЛ БОЛЕЕ ТОЧНЫЕ ИЗОБРАЖЕНИЯ, НЕЖЕЛИ ОСТАЛИСЬ В КНИГЕ РЕМЕЗОВА, ХОТЯ НЕ БЫВАЛ У ИРБИТСКОЙ ПИСАНИЦЫ

Эта ревизия аукнется в июле, когда Ремезов уже покинет Кунгур. На речке Бым вспыхнет бунт: мятежники откажутся копать для Демидовых руду на горе Советной. Семь сотен восставших крестьян обложат осадой крепость Кунгура, в которой будет держать оборону местный воевода Текутьев. Он прикажет стрелять по мужикам из пушек, но атаку конных стрельцов мужики отобьют, безжалостно порубив всадников косами. Власти пойдут на уступки. С этого бунта начнётся непримиримая борьба крестьян против заводов, и высшего накала она достигнет через семьдесят лет – в пугачёвщину.

Ремезовская перерисовка изображений Ирбитской писаницы

А у Ремезова в Кунгуре были свои открытия. В старых сундуках Дома Воеводы он отыскал удивительный документ – ещё одну хронику похода Ермака. Кто её автор – неизвестно. Ремезов сложил листы пополам и спрятал летопись в свою сумку: всё равно в Кунгуре она никому не нужна. А в окрестностях города Ремезов обследовал огромную Кунгурскую пещеру. Кривые проходы и полости пещеры источили недра Ледяной горы на берегу реки Сылвы. Узкий вход, даже летом заросший льдом, укрывался за валуном под известняковой стеной. Ремезов протиснулся через шкуродёры карстового подземелья и, подняв факел, осмотрел таинственные гроты со сталактитами и сталагмитами. Обмерив «палаты» верёвкой, Ремезов начертил первую карту пещеры. Через двадцать лет после Ремезова Кунгурскую пещеру исследует и Василий Татищев; он первым объяснит процесс происхождения пещер.

Но чудеса «кунгурской посылки» ещё не закончились. На обратном пути в Тобольск, уже в июне, Ремезов свернул к Писаному камню на реке Ирбит. Этот невысокий утёс был покрыт доисторическими рисунками – «древних лет чюдским письмом», как потом прокомментирует Ремезов. Полустёртые человечки, «палка-палка-огуречик», размахивая ручками, по стене скалы бежали за смешными угловатыми оленями. Ремезов скопировал некоторые изображения, а дома перенёс их в свою «Служебную чертёжную книгу».

Четыре быстрых месяца «кунгурской посылки» Семёна Ульяновича Ремезова охватили всю историю Сибири от петроглифов до горных заводов. «Кунгурская посылка» заложила основу жизни промышленного Урала и собрала столько загадок, что иные и до сих пор не разгаданы.

Сибирь нуждалась в железе. Топоры, косы, гвозди, ножи, сабли, ружья, подковы – без всего этого новую землю не освоить. Но железо, которое везли в Сибирь из Москвы, оказывалось дороже золота. Поэтому жители новых слобод сами начинали искать месторождения руды и выплавлять металл.

Обычно немудрёные крестьянские производства состояли из рудных ям, домниц и кузниц. Домница – одноразовая плавильная печь, эдакий глиняный термитник, куда закладывали руду вперемешку с углём, поджигали и для жара закачивали воздух. Когда уголь выгорал, домницу ломали и доставали крицу – бесформенный слиток «сырого» железа. В кузнице крицу снова нагревали и перековывали в хорошее железо, удаляя шлак ударами молота.

В России работа кузнеца стоила не слишком дорого, и на ней никто не богател. А Сибири повезло: железный товар можно было менять инородцам на пушнину, и дело сразу становилась сверхприбыльным. По преданию, за простой чугунный котёл давали столько соболей, сколько их в этот котёл влезало. Поэтому, например, Демидовы будут метить своё железо клеймом «старый соболь»: железо – это соболя, это валюта. И в слободах Зауралья быстро появились кузнечные артели – бригады железоделателей, которые могли прокормить себя одним лишь ремеслом, без землепашества.