Сергей Яковлев - На задворках России

Коробейников, сама угодливость, взял отчего-то моду носить Розе Всеволодовне чай из буфета.

— Да не нужно мне чаю!

— Ну, почему?

Тон такой, что крепко задумаешься, отказываться ли.

А Хренова, в очередной раз не сойдясь во мнениях со Спасским, на весь коридор громко кричит ему вслед:

— Вы дурак, Василий Васильевич! Вы круглый дурак!..

Таков был фон редакционной жизни накануне злосчастной анонимки.

К чести Розы Всеволодовны, она не раскисла, но даже как будто собралась, стала строже и ответственнее, не отвлекалась больше на ерунду. До нее впервые, может быть, дошла вся серьезность и тяжкая двусмысленность ее положения — главного поверенного в запутанных делах сходящего со сцены Залыгина.

Сразу после прочтения была, конечно, в шоке.

— Что делать?..

— Не прятать. Показать всем. Как можно большему числу людей! — посоветовал я.

И произошло невероятное: без ведома Залыгина, даже не позвонив ему (в тот день в редакции его не было), пустила письмо по кругу.

Вскоре подошли возбужденные Киреев, Василевский, Костырко. В пустом каби­нете главного редактора учинили стихийный совет.

Костырко раньше всего завел разговор об упомянутых в анонимке деньгах: сколько их да где лежат?

Я заявил, что Сергею Павловичу следовало бы немедленно создать своим прика­зом комиссию и передать все финансовые дела под общественный контроль — ради спасения репутации своей, всех нас и журнала в целом. Эта задача представлялась мне сейчас важнейшей, и усилия собравшихся я предлагал направить на ее решение — то есть на то, чтобы уломать Залыгина, что было, конечно, делом нелегким. Глас­ность лишила бы шантаж смысла. А затем можно бы заняться и выявлением шанта­жистов.

Речь Василевского приняла круто обвинительный уклон. В ответ на реплику Бан­новой, что нельзя спихивать всю ответственность за отношения с "Каро" на больного Залыгина, что с решением о сдаче в аренду первого этажа соглашались все и каждый с этого что-то имеет, он закричал:

— Не надо, Роза! Со мной лично Залыгин никогда не советовался! Это вы с ним решали!

Тут с Василевским случилась истерика (скорее всего, от страха, что так далеко зашел), он всхлипнул и кинулся прочь из комнаты.

Киреев молчал.

Роза Всеволодовна выдержала и этот удар.

Разгоряченная после бестолкового обсуждения, поделилась со мной наедине "женским" секретом:

— А все зависть! Как-то Хреновой долго не удавалось встретиться и поговорить с Сергеем Павловичем, и я пригласила ее к себе домой на день рождения, куда он тоже собирался приехать. И она позавидовала: что Залыгин пришел меня поздравлять, что чувствует себя как дома... Обстановке позавидовала — хотя не такая уж и роскошная у меня обстановка.

Объяснение было гениальным. Стоило помучиться в "Новом мире" три года, что­бы услышать такое!

Разбивают головы, пишут анонимки и доносы, запускают убийственные слухи, устраивают заговоры, перевернули с ног на голову всю редакцию — и все из-за чего? А вот из-за чего, оказывается!

— Но как Сергей Павлович ее терпит?

— Он тайно в нее влюблен. Когда-то в нее был влюблен и Филипчук. Правда же, она красивая?

Для меня в ту минуту не было никого прекраснее Розы Всеволодовны. (Хотя красоту Лизы Хреновой я, сказать честно, и в другие минуты не особенно замечал. Что-то в ней, несмотря на ее молодость и правильные черты лица, было от хищной пти­цы, отталкивающее.)

Анонимка пришла перед выходными. Всякая драматическая завязка выпадала отчего-то на конец недели, превращая дни вынужденного бездействия в сплошную муку.

Прошел слух, что в ближайшую среду Залыгин соберет редколлегию, чтобы зая­вить о своей отставке.

В понедельник с утра иду его отговаривать и успокаивать. Он:

— Ведь я давно хочу уходить, и совсем не из-за того. Но теперь они сделали все, чтобы я задержался.

— Молодец! — восхищаюсь я, обсуждая эти слова с Розой Всеволодовной.

Она относится к Залыгину более придирчиво: ему на все плевать, он из одного лишь писательского любопытства хочет собрать людей, чтобы посмотреть им в гла­за. Так он ей сказал.

А мне — и это нравится.

Набрасываю текст заявления в поддержку Залыгина, которое намереваюсь зачи­тать на заседании и дать желающим на подпись. Ставлю в известность об этом Сергея Павловича, затем Баннову. Та задумывается. Обиняками дает мне понять, что такое заявление лучше бы дать озвучить народному любимцу Костырко. Чтобы не ссорить­ся с ней, делаю вид, что не расслышал.

Во вторник напоминаю о предстоящем собрании Чухонцеву. Тот невнятно бор­мочет, что все это — лишнее, Сергей Павлович нездоров, ничего бы такого не надо... В данном контексте это может означать только одно: лучше бы Залыгину принять условия анонимного ультиматума и уйти в отставку.

В среду утром, еще до приезда Залыгина, в приемную врывается Костырко и гово­рит, что ничего не понимает: то собрание назначают, то отменяют... Он сам за то, чтобы созвать людей и разобраться. Выговаривает почему-то мне. Я отвечаю, что готовлюсь к собранию и об отмене впервые слышу.

Прошедшего к себе Залыгина первой навещает Роза Всеволодовна. Выйдя из каби­нета, объявляет, что Сергей Павлович не хочет никакого собрания, а если оно все-таки состоится, то, скорее всего, без него. И что отсоветовала ему присутствовать на этом собрании будто бы Роднянская.

Я поднимаюсь в отдел критики к Роднянской и Костырко и говорю им, что мне осточертели закулисные игры, грязные сплетни по коридорам и нанятые кем-то бан­диты за углом и что, если намеченное собрание с участием Залыгина по чьей-либо вине не состоится, я буду считать этого человека прямым пособником и укрывате­лем преступников.

— Про Андрея Василевского тоже кто-то слухи распускает, — зачем-то обиженно сообщает Роднянская. Бесстыжий взгляд в упор, укоряющая интонация.

Все-таки вынуждаю ее спуститься вместе со мной к Залыгину — просить провес­ти заседание. А он и не возражает. Но вид несколько отсутствующий. (Роза Всеволо­довна объясняет: плохо себя чувствует, много выпил лекарств...)

На редколлегии, однако, Залыгин говорит хорошо и печально. О том, что он за время своего правления сделал много ошибок, оказался плохим администратором, а финансистом и вовсе никудышным. Что все надеялся выправиться после инфаркта, начать полноценно работать, но тут пошло одно за другим: схватил воспаление лег­ких, после еще одну простуду, а теперь вот эта история со звонками и анонимками. Что давно собрался уходить из журнала, оставалось только обговорить условия ухо­да, но анонимщики сделали все, чтобы он отложил свое решение. Ему важно одно: услышать от членов редколлегии их оценку происходящего.

Роза Всеволодовна вела, как всегда, протокол. У меня сохранилась его копия, ци­тирую фрагменты: