Ленина Кайбышева - После Чернобыля

Известный специалист в области защиты окружающей среды Р. Тейлор сказал в передаче лондонского телевидения, что, хотя многие реакторы на британских АЭС не обладают достаточной системой защиты, весьма многочисленное население окрестных мест не имеет ни малейшего представления о том, что именно следует делать, куда и как эвакуироваться, “если такая авария произойдет, а это исключить нельзя”.

Газета “Гардиан” опубликовала редакционную статью “Пожары Уиндскейла продолжают полыхать”. “Ирония заключается в том, — пишет, в частности, газета, — что именно искренность СССР в отношении Чернобыля, вероятно, заставила британское правительство рассекретить эти документы не через 30, 50, 75 или 100 лет. В таком случае спасибо, господин Горбачев...” А ведь британская пресса в мае 1986 г. чуть ли не ежедневно публиковала сводки Министерства сельского хозяйства о том, сколько голов овец “пришлось списать”, в каких реках и озерах Шотландии или Северного Уэльса обнаружена повышенная радиация. Но нигде не рекламировали многолетние сбросы ядерных отходов с предприятий Великобритании в Гольфстрим.

Рассуждая на все лады о якобы неудовлетворительном состоянии “русских” АЭС, руководители ядерной энергетики ФРГ пытались показать западногерманские АЭС как “самые безопасные в мире”. Но прошло не многим более полугода после чернобыльского шока — и в ФРГ разразился новый скандал: фирма “Транснуклеар” через свою дочернюю фирму “Нукем”, которая производит львиную долю исходного сырья для западногерманской атомной энергетики, по формулировке журнала “Шпигель”, “стала синонимом не только коррупции в деловых кругах ядерной энергетики, но и легкомысленного, преступного обращения с опасными для жизни радиоактивными материалами...”

Месяца через 3-4 после чернобыльской трагедии оценки поменялись на 180 градусов: “Выступление делегатов от СССР на заседании МАГАТЭ были откровенными и искренними”, — отметил председатель Центрального электротехнического управления Великобритании лорд Маршалл.

“Действительно, на Западе появились неточные цифры и сведения”, — вынужден был признать и “Голос Америки”. Уже в конце мая на страницах западных газет, правда, как о чем-то второстепенном, стали появляться заявления, что “атомная станция в Чернобыле не уступает по своей конструкции американским реакторам и имеет более совершенную систему защиты, чем утверждалось ранее”.

Летом 1986 года в Киев приехал Р. Гейл с женой и тремя детьми: двух с половиной, семи и девяти лет.

— Еще в первое посещение я увидел, что Киев прекрасен. Любому человеку приятно побывать здесь, — сказал Р. Гейл в интервью газете “Аргументы и факты”. — Во многих странах люди думают, что Киев покинули жители, что в городе нет детей. Но я не поверил этому. Естественно, я интересовался у украинских коллег обстановкой. И они ответили, что город живет нормальной жизнью. Мы должны доверять друг другу как врачи, как ученые и просто как люди... В этот раз я привез много научных материалов с рекомендациями ученых США, Японии, других стран, которые откликнулись на события в Чернобыле. Но мы понимаем, конечно, что основную работу в этом направлении осуществляют советские врачи.

Уже в июне 1986 г. на сессии Совета управляющих МАГАТЭ советская делегация обратила внимание собравшихся на то, что жизнь настоятельно требует разработать такой международный правопорядок, который бы полностью исключал попытки использовать ядерные аварии в целях нагнетания напряженности и недоверия в отношениях между государствами.

* * *

Имевшаяся на тот момент информация правительствам ряда стран была дана уже 28 апреля 1986 г., то есть через день после аварии. Представитель СССР на пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН рассказал о ходе работ по ликвидации последствий аварии. Сообщения советского правительства публиковались почти ежедневно в советской печати.

В советской прессе события в Чернобыле вызвали шквал выступлений, преимущественно критического характера. Стрелы были направлены в адрес персонала станции, советских и партийных органов, конкретных АЭС и атомной энергетики вообще. Лучшими были статьи об эвакуации и эвакуированных, о помощи других отраслей, военных, о том, как откликнулись на беду советские люди. Авторы статей — люди образованные, многие старались быть объективными. Но они — не специалисты в области энергетики, совсем не похожей на другие отрасли по характеру работы. Поэтому многих авторов не смущали неточности, ошибки, принципиальные передержки и как итоговый результат — дезинформация читателей. Например, кое-кто утверждал, что помимо СССР и Франции, атомная энергетика вообще больше ни в одной стране не развивается. Так им казалось. Но за этим — далеко идущие размышления.

Журналисты были готовы идти в огонь и в воду, пользовались любой возможностью получить информацию. Но поначалу выходило, что газеты писали о первом попадавшемся на глаза, всего лишь несущественные частности. И, наверное, это неизбежно.

“Едва ли кто-нибудь из нас, передававших о том мае репортажи из Чернобыля, отдавал себе отчет в серьезности происшедшего. Мы пытались разобраться в противоречивости информации, учились догадываться, о чем умалчивают специалисты, сколько в их словах от желания успокоить. Мы были ошарашены невиданными ритмами круглосуточной работы.

Зона не была похожа ни на что привычное. Министры, генералы, монтажники, сварщики, академики в одинаковых хлопчатобумажных костюмах и тяжелых рабочих ботинках с утра и до ночи рассчитывали, спорили, обрывали телефоны во всех концах страны из кабинета небольшого двухэтажного здания, ставшего штабом Правительственной комиссии в Чернобыле...” — Автор статьи Андрей Пральников в этом был прав. Он тогда добросовестно пытался разобраться в обстановке. Он даже нелегально ночевал весь май в зале заседаний Правительственной комиссии. Eго интересовала человеческая психология. Но... не до журналистов тогда было. К чести А.Пральникова надо сказать, что он от своей темы не отступился.

О титанической работе Минэнерго в 30-километровой зоне даже не упоминали, будто и в самом деле, как бы независимо друг от друга, самые тяжелые и высококвалифицированные работы выполняют лишь милиция, военные, шахтеры, рабочие УС-605, словом, кто угодно, только не энергетики и энергостроители, на долю которых в действительности пришлось более 80 процентов из всех работ. Больше года ни одна центральная газета страны не печатала ни одного доброго слова в их адрес. На все мои предложения опубликовать хоть маленькую статью о борьбе с последствиями аварии самоотверженных героев из отрасли “Электроэнергетика” следовали молчание, отказ или резкое заявление: “Это они все устроили”. Поэтому первая годовщина трагедии остро пронзила сердца почти только одних энергетиков да пожарных. О пожарных быстро узнали все, их горе восприняли. Об энергетиках не знали почти ничего. Поэтому их боль никого не задевала.