Ленина Кайбышева - После Чернобыля

Предельно самоуверенный, он все равно не потерпел бы никаких возражений, подавляя людей своей эрудицией и безапелляционностью. Как и Фомин, на замечания “сверху” он отвечал одно: “Станция план по выработке электроэнергии выполняет и перевыполняет, других претензий не хочу слышать”. Робкие выступления “снизу” его раздражали, мог и накричать. Многие из работавших в пятой смене были его учениками. Они привыкли верить своему руководителю, прощать жесткий характер.

Был поздний вечер. Мы с Валентиной Поденок пили чай на кухне в чернобыльском общежитии инспекторов Украинского ГАЭН и никуда не торопились. Я в тот раз приехала в Чернобыль с киевского совещания всего на сутки только ради этой встречи (посоветовали знающие люди) и к энергостроителям. Она тихо рассказывала.

— Он был жесток к людям и даже малые слабости считал недостойными человека. Чужое горе в нем не вызывало сочувствия — он был просто лишен этой способности. Однажды крановщица Центрального зала, получив телеграмму о смерти отца, написала заявление об отпуске за свой счет и передала Дятлову. А сослуживец просьбу выполнил только через день. Крановщицу ждут на работу — а ее нет. Когда вернулась, узнала, что Дятлов требует у начальства се увольнения. Она бросилась в комиссию по трудовым спорам, заместителем председателя которой и была В. Поденок.

Валентина выступила на заседании комиссии обвинителем Дятлова. Но он так ничего и не понял. Заявил лишь: “Ты мне мстишь за старое, за то, что я тебя не взял в лабораторию в Комсомольске-на-Амуре”: не любил брать на работу женщин.

На ЧАЭС многие считали себя учениками Дятлова. Но в последние годы перед аварией от него стали отходить даже друзья. Конечно, он чувствовал, что подчиненные относятся к нему без симпатий — и заменил чувства жесткой требовательностью, приказным тоном. А это подхлестывало собственную самоуверенность.

…Вообще-то было известно, что реактор — не идеал, хотя не в такой степени, как это выяснилось 26-го. А если знаешь, что получил не очень хороший паровоз — не гони. На суде Дятлов произнес пятичасовую речь, в которой доказывал свою полную невиновность и довольно объективно выявил недостатки реактора.

— Разве Вам не приходило в голову, что реактор способен взорваться? — спросил его судья.

— Нет. Конечно, не приходило! — Это, по-видимому, было правдой, такого никто не мог предположить. И ни один из осужденных работников Чернобыльской АЭС не признал себя виновным в этой катастрофе.

Начальник смены станции Рогожкин вообще не присутствовал при испытании. Как оказалось, он даже с программой эксперимента не был знаком, хотя его фамилия значится в этой программе... Осужден на 5 лет.

— “Позже я с ним беседовал, спросил, почему не пришел, вообще не ознакомился?” — Рассказывал Н.Ф. Луконин. — “Так там же был Дятлов”. — “А кто отвечает за смену с 0 до 8 часов?” — “Я, начальник смены станции. Но персонал приучили, что, раз пришел заместитель главного инженера и начал командовать, то нечего вмешиваться. Да, знаю, что ему это право не дано...” Дятлову по инструкции разрешалось лишь записывать свои приказания в журнал начальника смены станции, если не пришел — вызвать его. И еще до начала эксперимента — пройти с ним по “горячим” следам и убедиться, хорошо ли он и персонал знают свои обязанности. Если предположил, что не знают — не начинать эксперимент. А в итоге на момент аварии Рогожкин мог оказаться в любой части станции. Во всяком случае, на четвертом энергоблоке его не увидели ни тогда, ни позже.

— Преступно многое из того, что предшествовало кнопке “АЗ-5”. — Таково мнение Н.И. Штейнберга, может быть, лучше других знающего и эту станцию, и ее персонал. — В том-то и трагедия, что это сделали грамотные люди, считавшие, что именно им все по силам и все можно и что они вообще святее Папы Римского. Они были уверены в своем превосходстве над аппаратом и, не без основания, уверены в своих интеллектуальных способностях. Между прочим, точно такая же ситуация сложилась и на утонувшем теплоходе “Адмирал Нахимов”, который столкнулся в Черном море с другим кораблем. “Ну, разойдемся, чего там, — наверняка рассуждали оба капитана. — Полкабельтова же есть — пройдем!” У яхтсменов распространена даже такая хулиганская игра — пройти рядом или навстречу кораблю почти в притир и смотреть, как он качается потом на волнах. Игра довольно безобидная, и жертв не бывает. С “Нахимовым” же под воду ушло около четырехсот трупов... А потом мы все совершаем чудеса героизма, чтобы выкарабкаться из беды. И не только мы. Американцы, например, тоже убеждены, что им подвластно все и что сравниться с ними никто не может, и даже весь мир — сфера их национальных интересов.

Суд вынес частное определение в отношении некоторых ответственных работников Минэнерго СССР, обвинив их в отсутствии должного контроля за работой станции; тех, кто не сумел организовать должной защиты людей от радиационного поражения: представителей медицинской службы, службы радиационной безопасности, городских властей. Одновременно суд объявил и о дальнейшем расследовании в связи с ошибками в теории и конструкции реактора четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС. Результаты расследования мне не известны.

ЧЕРНОБЫЛЬ И МИР

Сегодня воспоминания о направленной пропаганде против СССР в связи с Чернобылем могут показаться сомнительными: мир подобрел к народам стран бывшего Советского Союза. Но и те факты — тоже реальная история, притом недавнего прошлого. Люди обязаны помнить и о своей былой и необоснованной злобе, чтобы преградить путь возврату к “холодной войне”.

“Атомный кошмар в Чернобыле”, “Электростанция смерти”, “Урок Чернобыля — не верь ни в чем русским”... С такими “высокохудожественными” заголовками профессионалы-дезинформаторы подбрасывали свои произведения в яркий костер пропагандистского шабаша; “радиоголоса” истерически кричали о гибели чуть ли не половины Украины и о страшной опасности, грозящей всей Европе; о якобы массовой панике советского населения.

Страх и паника охватили значительную часть Западной Европы. Не проверив на радиоактивность, во многих странах на всякий случай запретили продажу молока, молочных продуктов. Мобилизовали отряды гражданской обороны, даже в Калифорнии объявили о повышении радиоактивности, хотя и незначительном.

Датские средства массовой информации до такой степени нагнетали атмосферу в обществе, что довели свой народ до чрезвычайного нервного возбуждения.

В ФРГ федеральные власти и деятели ХДС/ХСС разжигали антисоветскую кампанию в связи с аварией в Чернобыле в течение всего мая. А в это время с 4 мая из-за аварии на высокотемпературном реакторе в Хамме-Уэнтропе выходил в атмосферу радиоактивный газ; 21 мая произошел второй выброс: вышел из строя блок управления на установке, загружающей топливо. Но под завесой Чернобыля этого как бы не было видно.