Ленина Кайбышева - После Чернобыля

Но не всех киевлян и такой статус чернобыльцев, скажем так, обрадовал. Многие старожилы Киева мечтали о новых квартирах — вот они, только что отстроенные, “с иголочки” микрорайоны. А их пришлось отдать эвакуированным. Большинство киевлян поняло ситуацию сочувственно. Но были и такие (среди них даже один исполкомовский деятель), в ком чужая беда вызвала только злобу. Случалось, били стекла, уродовали двери. Находились родители, запрещавшие играть с “зараженными” сверстниками. И смог же врач ответить Саше Бочарову, секретарю комитета комсомола ЧАЭС на просьбу о медицинской помощи: “Работать вам не хочется, знаю вас, чернобыльцев”. В действительности Бочаров вставлял в своей квартире дверное стекло, выронил, поранил руку, перерезал вены. Руку подлечили, но она болела. А позже рентгеноскопия показала забытый, зашитый врачами кусочек стекла...

Многие, со стороны, не понимали, что чернобыльские ликвидаторы — герои. Например, председатель райисполкома Прокопов сказал родственникам пожарного Кибенка: “А чего он туда полез? Его никто не посылал”. Сталкиваться с таким непониманием было оскорбительно. Но не спорили, не били себя кулаками в грудь: Вот, мол, мы какие.

Но ведь было и такое: в Шевченковский райком партии г.Киева на второй день после аварии прибежали женщины и спросили: “Куда деньги послать?!” А первый секретарь райкома сходу их одернула: "Без ваших денег государство справится...”

Подобное не может не возмущать. Подобное глубоко оскорбляет всех причастных к 30-километровой зоне. И, кажется совсем недавно я нашла ключ этой душевной черствости, когда в Москве врач, хирург, абсолютно не причастный зоне и, безусловно, хороший, добрый и честный человек сказал мне: “А чего они туда лезли? Они понимали обстановку?” Он все понял, когда я объяснила: “Они защищали ваше здоровье, ваши жизни, ваши и мою”.

Чернобыль, засекреченный Чернобыль 1986 и 1987 годов для всех — это “черный ящик”, где “на входе” какие-то полоумные ликвидаторы-камикадзе, а “на выходе”— уставшие, а то и смертельно больные люди. Что внутри — неизвестно.

Оттого-то не только в Киеве врач был способен сказать строителю, эксплуатационнику или военному из Чернобыля: “Состояние вашего сердца никак не может быть последствием работы в Чернобыле, да вы и сами виноваты: никто вас не заставлял закрывать своим телом амбразуру, вы не на фронте...” Что тут скажешь? Заставлять рисковать жизнью, конечно, никто не пытался. Но люди шли сами, потому что понимали: это — настоящий фронт и лично от каждого зависит победа. Многие не осознавали, что разговоры об опасности и необходимости культурного поведения — всерьез. А кому-то это слабо объяснили.

В своем кинофильме “Порог” Р.П. Сергиенко привел свидетельство припятчанки, обратившейся по месту нового жительства к администрации киевского детского садика с просьбой принять ее ребенка. Не зная, что женщина эвакуированная, администратор ответила: “Места есть только в группе припятских детей. Вы не боитесь?”

И мне случалось слышать в киевском автобусе: “Парень-то хороший вроде, но мы дочери запретили с ним встречаться. Он ведь из Чернобыля, а нам внуков здоровых надо!”

И одновременно киевляне часто задавали вопрос: что стало бы с Киевом, если бы пожар на станции не удалось ликвидировать так быстро?

Но Киев стоит. Прекрасный и вечный…

Сегодня сталкиваешься с непониманием этих естественных для человека порывов: защищать свой город, Отечество. Люди стали стесняться говорить о патриотизме. Даже с трибуны Верховного Совета СССР (при обсуждении закона о собственности) кое-кто говорил о якобы присущем человеку беспредельном индивидуализме, о том, что, якобы, только частная собственность на материальные блага в любой форме способна побудить человека к хозяйскому, заинтересованному отношению к его производственной деятельности. Это — не верно. История, притом история нашей страны не в меньшей, чем где бы то ни было, знает немало примеров истинного, нередко массового альтруизма. Как говорил Л.Н. Толстой, лучший человек — тот, который живет своими мыслями и чужими чувствами; худший живет своими чувствами и чужими мыслями.

А из моей памяти не выходит заявление какого-то иностранца в 70-х годах: “Мы заинтересованы в том, чтобы в Советском Союзе больше не было Зой Космодемьянских и Александров Матросовых”. На пропаганду таких “идей” выделялись немалые средства.

“Уверен, что человек рождается со способностью откликаться на чужую боль. Думаю, что это чувство врожденное, данное нам вместе с инстинктом, с душой. Но если это чувство не употребляется, не упражняется, оно слабеет и атрофируется”, — пишет современный писатель Даниил Гранин.

Людям вообще свойственно в периоды крупномасштабных бедствий проявлять лучшие качества души. Вспомним, на мой взгляд, гениальный кинофильм “Бал”, кажется, французско-австрийский, но это не важно. Языком художника он рассказывает о жизни европейцев в разные исторические периоды XX века. Фильм многопланов. Выражаясь упрощенно, он примерно таков: люди радуются и страдают. Кто-то счастлив, другим не везет. Но каждого заботят его собственные, сугубо личные проблемы. Однако в годы общей беды, принесенной в данном случае Второй Мировой войной, люди становятся внимательней, добрее, сострадательнее к окружающим. А неудачник может стать фашистом.

Экстремальная ситуация выявляет высоту духа. Как относительно небольшое давление графит превращает в уголь, а действие могучих сил — даже в алмаз, так и человек, когда необходимо, способен сбросить все наносное, поверхностное, незначительное — и заиграет его душа алмазными гранями.

Вспомним, как у Высоцкого, в его “Балладе о борьбе”:

Если мясо с ножа

Ты не ел ни куска,

Если руки сложа

Наблюдал свысока

И в борьбу не вступил

С подлецом, с палачом —

Значит, в жизни ты был,

Не при чем, не при чем!

По мнению академика П. Симонова, социальная потребность “для других”, как и потребность познания, потенциально присуща каждому нормальному человеку. Надо только вооружить его средствами и способами для удовлетворения этих потребностей. Не случайно это ведет к возникновению положительных эмоций, а те, в свою очередь, усиливают исходные потребности.

Потребности “для других” есть и у животных. При проявлении бескорыстия (любознательности, заботы о других) в их мозге также обнаруживаются те химические вещества, которые связаны с положительными эмоциями. “Природа стимулирует все, что способствует выживанию рода”, — считает П. Симонов. — “Ведь ни одна стая не смогла бы сохранить себя, не будь в ней существ с бескорыстными потребностями... Экспериментальные исследования убедительно свидетельствуют о том, что у высших млекопитающих животных существуют две “бескорыстные” потребности, которые можно рассматривать в качестве филогенетических предшественников потребности познания и потребности “для других”' Это — исследовательское поведение и способность к эмоциональному резонансу в ответ на сигналы об эмоциональном состоянии другой особи того же вида, то есть способность к сопереживанию… Исследовательское поведение сопровождается активацией нервных клеток центров положительных эмоций и повышением содержания в тканях мозга эндогенных опиатов. Иными словами, “корысть” при осуществлении исследовательского или альтруистического поведения состоит в появлении у действующего животного положительных эмоций или в устранении отрицательных”. Так и у человека следование велению души порождает чувство удовлетворения выполненным долгом или угрызение совести, если он остался глух к ее голосу. Для тех же, кто остался в Чернобыле или приехал туда в первые дни после аварии, работа в зоне была великой целью.