Ленина Кайбышева - После Чернобыля

С какой высоты сбрасывать мешки с песком? Остановились на двухстах метров. Летчики сначала тренировались в стороне, над площадкой АЭС: отрабатывали режимы полетов, пробно сбрасывали мешки с грузами — ведь надо попасть в реактор, то есть цель диаметром каких-то шесть метров.

Здесь, действительно, все — внове. Нет рекомендаций ни для одной операции вертолетчиков. В мире такие работы еще не выполняли.

В начале летали на обычных вертолетах. Вскоре днища вертолетов внутри облицевали свинцовыми прокладками, а кабину летчика — свинцовыми листами. Но в первый день и такого “вооружения” не было.

— Услышав команду “сброс”, я открыл люк вертолета, вручную сбросил мешок и еще посмотрел, попал ли? — такое могли бы в первое время сказать многие летчики. Они знали, что работают над открытым реактором. Имели право отказаться... Не отказались.

Вертолеты, как пчелы, то и дело пролетали над реактором. В машину загружали десять мешков: по пять штук укладывали на доску. Конец доски поднимали, и в “жерло вулкана” летели сразу все пять... Так — по 20 заходов в день. Ежедневно над реактором взлетало до 20-30 машин почти одновременно. Летчики ли дели, что с каждым сбросом огненный очаг уменьшается.

А в это время полковник Б.А. Нестеров, ежедневно сидя на крыше третьего энергоблока, то есть рядом с раскрытым реактором (по другим источникам — на крыше припятского горисполкома, откуда панорама четвертого энергоблока была прекрасно видна, скорее — поочередно то тут, то там) командовал сбросом грузов с вертолетов по рации. Через несколько дней его сменили. Немалую отвагу проявил и полковник С.Дружинин.

Я подошла 2 мая к селектору, из которого слышалось: “Вылет... Сброс... Готово!” У селектора дежурили два молодых солдата. Они фиксировали ход сбрасывания с вертолетов песка, свинца и прочего. Команды слышались через каждые несколько секунд и были равномерны, как в учебном классе. В реальность такой четкой, словно по мирному графику, работы было трудно поверить, осознавая ее необходимость и огромную опасность. Нечеткая работа, заминка в воздухе над реактором означала дополнительные бэры. А неточное сбрасывание груза вызвало бы новые повреждения на кровле АЭС.

...А в микрофон селектора все слышится: “Вылет... Сброс... Готово!”— так спокойно, даже обыденно констатирует диспетчер. На цикл уходит меньше минуты. Затем снова: “Вылет... Сброс... Готово!..” Фантастика.

И вдруг — заминка. Замолчал диспетчер. Я для солдат — человек сторонний, поэтому их лица замерли и не выражают никаких чувств. Но ведь не должно же быть никаких задержек! Paботу по усмирению раскрытого реактора сами военные летчики, члены Правительственной комиссии и станционники рассчитывали в деталях, как боевую операцию... Значит, произошло что-то непредвиденное.

…Так и есть. Один (из тысяч!) мешков упал на крышу машинного зала и пробил ее насквозь. А машзал — один для всех энергоблоков. В крыше и без того немало дыр от осколков “извержения”. В ночь аварии осколки пробивали кровлю и вызывали пожары в машинном зале. А тут — огромный мешок пробил большую дыру. На время операции людей со станции убрали. И теперь никто не знал, есть ли новые повреждения оборудования и велика ли опасность. А ведь мог возникнуть новый пожар, по последствиям не менее опасный, чем в ночь аварии.

Не увидишь — не оценишь обстановку. Но уровень радиации в машинном зале очень высок. Отверстие в крыше эту опасность многократно увеличило, потому что теперь на крыше полно дополнительной “грязи”. Однако выяснить масштаб повреждения, определить стратегию надо.

Добровольцы, вперед! Как на фронте. На выполнение такой работы могут идти только добровольцы... Пожар не вспыхнул.

Да, поначалу мешки в реактор сбрасывали вручную. Генерал Н.Т. Антошкин предложил в качестве контейнеров использовать тормозные парашюты самолетов. Доложили об этом начальнику Генерального штаба Вооруженных Сил СССР Маршалу Советского Союза С.Ф. Ахромееву. Он одобрил идею и отдал необходимые указания. С помощью тормозных, а позднее и грузовых парашютов работа пошла быстрее.

Монтажники ЮТЭМа придумали конструкцию подвесок для парашютов с автоматическими замками, а строители ЧАЭС спешно выточили их на своих заводах.

Систему подвесок неподалеку от АЭС делали работники цеха централизованного ремонта ЧАЭС. Работали сутками. Все знали, что радиационный фон на этой площадке — 4 рентгена в час. Но не обращали на это внимания, даже не интересовались своей дозой. Система креплений затворов — для мирного времени, возможно, не ахти сложный комплект — в условиях чернобыльской “войны" спасла жизни и здоровье многих беззаветно смелых парней.

К шестому мая на реактор было сброшено пять тысяч тонн материалов.

Корреспондент газеты “Крымская правда” Б. Глинский сказал командиру экипажа вертолета Н.Н. Мельнику (ему присвоено звание Героя Советского Союза), что его работу называют ювелирной. “Это, пожалуй, Михалыч, не то слово, — сказал летчик. — Потребность души была — скорее ликвидировать аварию. Что помогло нам в этом? Уважение друг к другу. Все мы были равных — Председатель государственной комиссии, академик с мировым именем и рядовой труженик. Все мы с полуслова понимали друг друга, уважали мнение каждого. Тут-то мы и увидели, на что способен советский человек: его патриотизм, высокий профессионализм, гражданственность... Уверен: многое могут сделать люди, если дать простор их инициативе, интеллекту, самостоятельности”.

В Чернобыле проявилась еще одна грань человеческой натуры. Мнение вертолетчика штурмана В.М. Ткаченко: “После Чернобыля, откровенно, жизнь кажется несколько пресноватой. Видимо, человек рожден для больших дел. В делах и только в делах обретает он свое достоинство”.

В музее Министерства по чрезвычайным ситуациям и Гражданской обороны можно увидеть запись: “В небо над Чернобылом поднимались военные летчики первого класса полковник Александр Ким, капитан Иннокентий Бурулев, капитан Александр Волков, военный летчик третьего класса Сергей Королевский, военный штурман первого класса кавалер ордена “За службу Родине в Вооруженных силах” III степени, майор Виктор Юриков, борттехник первого класса старший лейтенант Сергей Мунтяну, борттехник-мастер старший прапорщик Василий Дацюк. Они сбрасывали грузы в реактор...” Многие летчики сильно облучились.

Уместно отметить, что целый зал этого музея посвящен чернобыльским событиям. Экспозицию собирали по инициативе и при самом деятельном участии B.Л. Гришина, многие годы возглавлявшего музей, который в то время принадлежал лишь Гражданской обороне. Тем не менее, экспозиция не замыкается темой ГО, она рассказывает и о героях эксплуатационниках, строителях, военных, словом, всесторонне раскрывает чернобыльскую тему, Многие годы в СССР, а затем в СНГ она была единственной, И тем еще более ценна. Параллельно В.Л. Гришин многие годы возглавляет Союз “Чернобыль” СССР, теперь — России.