Рамиз Алиев - Изнанка белого. Арктика от викингов до папанинцев

Полярный флот также достался Советам в наследство от прежней власти. Все девять ледокольных судов были построены в Британии и куплены царским правительством. Арктический флот не обновлялся до 1938 года, когда был введён в эксплуатацию ледокол «Сталин» [192](см. табл. на стр. 284).

Представление о 30-х годах, как о золотом веке советских полярных исследований, целенаправленно создавалось поколениями историков, подходивших к теме с классовых позиций. «Отсталость» дореволюционной России постоянно подчёркивалась, достижения полярных исследователей прошлого старательно преуменьшались, некоторое исключение делалось лишь для Георгия Седова, сына бедного рыбака, не нашедшего понимания среди флотских офицеров и министров царского правительства. Примеров подобной мифологизации полярной истории можно найти немало, в качестве одного из них можно привести вступительную статью О. Ю. Шмидта к знаменитому челюскинскому двухтомнику [100, с. 11–14]:

«Дореволюционная Россия принимала сравнительно слабое участие в экспедициях XX века. Смелые люди находились, но убожество снаряжения их экспедиций, равнодушие, а иногда и помехи со стороны правительства, общая обстановка гниющей царской империи обрекали их на гибель. Так погибли Русанов, Брусилов, Георгий Седов, пытавшиеся на небольших шхунах проникнуть на Север».

Ледокольный флот России/СССР, 1917–1938[49]

В цитируемой статье дан обзор исследований российского сектора Арктики, но даже не упомянута Гидрографическая экспедиция Северного Ледовитого океана на кораблях «Таймыр» и «Вайгач» (1910–1915), которую многие считают самым успешным исследованием Арктики XX века. Ей не повезло вдвойне – Первая мировая война нарушила планы экспедиции и помешала обработать собранные материалы. А новая власть старалась не вспоминать о ней, ибо неизбежно возникала фигура её организатора – главного врага Советов – расстрелянного адмирала Колчака. Замалчивались не только дореволюционные экспедиции, советские исследования 20-х годов также незаслуженно оказались в тени более поздних свершений.

Интерес к иностранным исследованиям тоже не поощрялся. Так, в журнале «Советская Арктика» издательство Главсевморпути во главе с «бывшим управляющим издательством, буржуазным перерожденцем казнокрадом Новиковым» было обвинено в том, что охотно выпускало любые переводные книги, даже «фашиста Нобиле» [128] и «оккупанта и капиталистического дельца» Шеклтона [133], «лишь бы не печатать советских авторов» [128]. Работа по переводу и публикации зарубежных памятников полярной истории была оценена [133] как «раболепство перед Западом», по мнению автора статьи-доноса «пренебрежительное, преступное отношение к истории освоения Арктики сознательно насаждалось разоблачёнными ныне врагами народа, пробравшимися в прошлом к руководству Политуправления Главсевморпути».

Отто Юльевич Шмидт (1891–1956) оказался центральной фигурой в советской полярной истории. Именно благодаря ему внимание всей страны в течение нескольких лет было приковано к Арктике. Между тем, в жизни самого Шмидта Арктика заняла лишь одно десятилетие, полное и головокружительных успехов, и тяжёлых неудач. Деятельность Шмидта не ограничивалась Арктикой. Широта его интересов соответствовала бы скорее эпохе Ренессанса, чем двадцатому веку. По образованию математик, он ещё в молодости (1916) написал книгу («Абстрактная теория групп»), которая стала значимым вкладом в алгебру. Но, видимо, занятия отвлечённой наукой не удовлетворяли в полной мере амбициозного молодого человека. Подобно многим своим современникам, он занялся политикой, в 1916 году работал в Киевской городской управе, где ведал карточной системой распределения продуктов. После Февральской революции Шмидт перебрался в Петроград и занимался экономическими вопросами в министерстве продовольствия Временного правительства в должности директора департамента («заведовал распределением тканей в России в обмен на хлеб»). После смены власти он продолжил работу на руководящих должностях, теперь уже в Наркомпроде, Наркомфине и Наркомпросе, был одним из организаторов политики продразвёрстки, занимался вопросами денежной эмиссии и реформой системы образования. Сам Шмидт писал, что время потребовало вместо математических формул овладеть «боевым оружием алгебры революции» [193]. Во время книгоиздательского бума 1921–1924 годов Шмидт руководил Госиздатом. Он же был инициатором создания и первым редактором (1925–1941) Большой Советской Энциклопедии. Первый том её вышел в 1926-м, последний – в 1947 году.

На посту редактора БСЭ, как и на других поприщах, Шмидт проявлял присущую диалектикам гибкость. Так, планируя второе издание БСЭ, он в 1937 году обратился к Сталину, Андрееву и Молотову с предложением [цит. по: 18]: «выпускать тома не вшитыми в переплёт, а скреплёнными под переплётом металлической пружиной, позволяющей мгновенно вынуть любую страницу и заменить её другой. Редакция должна будет при этом непрерывно следить как за изменением фактических данных (особенно цифровых), так и за отражением последних директив ЦК. <���…> Как только какая-нибудь статья устареет или окажется ошибочной, редакция будет обязана перепечатать соответствующие страницы с новым текстом, разослать их подписчикам и потребовать немедленного возврата старых страниц под угрозой прекращения подписки <���…> ошибочные статьи не будут оставаться в библиотеках и на книжных полках и перестанут оказывать своё несомненно вредное действие».

Мы не знаем, как отреагировали вожди пролетариата на предложение Шмидта, которое в других обстоятельствах можно было бы принять за тонкую шутку, но доподлинно известно, что энциклопедия на пружинках так и не появилась.

Новый этап карьеры Шмидта начался с неприятностей – в 1924 году за публикацию работ Троцкого он был отстранён от руководства Госиздатом. Во время лечения в туберкулёзном санатории в Австрии Шмидт увлёкся альпинизмом и добился в нём весьма серьёзных результатов. Несмотря на отстранение от книгоиздательской работы, он оставался в партийно-административной элите, и в 1928 году участвовал в важной советско-германской Памирской экспедиции. Уже на следующий год Шмидт снова радикально сменил область деятельности. В это время норвежцы стали всё активнее заявлять свои права на арктические территории, поэтому в 1929 году по инициативе Самойловича была организована экспедиция на Землю Франца-Иосифа. Экспедиция имела не столько научный, сколько политический характер, и во главе её решили послать представителя власти, комиссара, чтобы придать экспедиции более высокий статус. Во главе экспедиции Шмидт оказался случайно, потому что сорвался его горный поход [63, c. 127]. В помощники Шмидту, в первый раз идущему на Север, определили профессоров Визе и Самойловича – двух корифеев Арктики, работавших ещё с Седовым и Русановым. Поскольку тяга к приключениям и интерес к природе были свойственны Шмидту, Арктика оказалась для него подходящим местом приложения сил. Экспедиция прошла успешно, на ЗФИ подняли советский флаг в присутствии трёх представителей прессы и кинооператора. Красный флаг был поднят над архипелагом не впервые – годом ранее это уже сделала экспедиция на «Красине» под командой Самойловича. Однако главным делом теперь был не подъём флага, а организация полярной станции, что де-факто закрепляло территорию за СССР. В 1930 году Шмидт руководит ещё одной арктической экспедицией на «Г.Седове». В этом же году он сменяет Самойловича на посту директора Всесоюзного Арктического института в Ленинграде. Шмидт при этом продолжал жить в Москве и наезжал в институт периодически, Самойлович становится его заместителем. Через два года, когда Шмидт ушёл на повышение, Самойлович вернулся на пост. Обстоятельства этой «рокировки» не известны. Безусловно, Шмидт не обладал таким знанием Арктики, как его подчинённые Визе и Самойлович, но именно благодаря его способностям и связям советские арктические исследования приобрели не виданный прежде размах.