Светлана Герасимова - «Я убит подо Ржевом». Трагедия Мончаловского «котла»

В отечественной исследовательской литературе уже неоднократно говорилось о том, что при планировании Верховным главнокомандованием наступления в начале 1942 г. присутствовали недооценка возможных контрдействий противника и переоценка собственных сил и возможностей. Так, у Ставки ВГК не было реальных данных о потерях противника. Авторы третьего тома нового фундаментального 12-томного исследования по истории Великой Отечественной войны говорят об «оптимистических выводах советской военной разведки», по которым реальные потери вермахта были увеличены в 5–6 раз. По словам известного историка Г. А. Куманева, «разведка дала Сталину завышенные данные о потерях противника – что немецкие войска вместе с союзниками потеряли более 6,5 миллиона человек, из которых более 5 миллионов приходится на вермахт. Это позволяло Сталину считать, что у Гитлера армия выдыхается, что новых резервов нет, и поэтому можно выступать против противника на всех фронтах одновременно».

Ряд историков считает, что неправильная оценка состояния войск противника была сделана в Генштабе на основе, в частности, данных французской разведки. Последняя утверждала, что «после разгрома под Москвой немцы будут способны к броску на советскую столицу только к маю 1942 года, но для этого им нужна оперативная пауза. Если же Красная армия не предоставит им этой паузы, то есть если она зимой продолжит наступление, то немцы в 1942 г. вообще не смогут оказать ей серьезного сопротивления. На совещании в Ставке 5 января 1942 г. Сталин почти дословно повторил этот вывод». Доктор исторических наук, сотрудник Института военной истории МО РФ (в 2002 г.) А. С. Орлов пояснял, что «сведения, добытые нашей разведкой, не были дезинформацией – это была действительная, но ошибочная оценка ситуации французским генштабом».

Таким образом, громкие утверждения о «разгроме немецких войск под Москвой» не соответствовали действительности. Немецкие армии были основательно потрепаны, но не утратили своего боевого потенциала. Недостоверные выводы о потерях вермахта привели к ошибочным выводам о его намерениях. Ставка ВГК, и в первую очередь И. В. Сталин, считали, что противник, деморализованный поражением, в сложных для него зимних условиях вряд ли сможет оказать упорное сопротивление, пока не будут восполнены понесенные им потери.

Высшее командование Красной армии недооценило также и реальное состояние собственных войск. В упоминаемом томе нового труда по истории войны говорится, что «к началу января более половины дивизий действующей армии имели примерно 50 % штатного состава. Особенно сильно были обескровлены соединения Западного и Калининского фронтов, которые вели непрерывные бои с главной группировкой вермахта, стремившейся овладеть Москвой [подтверждением этого факта могут быть фотографии начала 1942 г., на которых видно, что на немецкие позиции наступают жидкие цепочки бойцов . – С.Г. ].

Названные фронты играли главную роль в развернувшемся контрнаступлении. Их оснащенность вооружением резко упала. На 1 января они были обеспечены: винтовками – на 67 %, пистолетами-пулеметами – на 35 %, станковыми пулеметами – на 36 %, орудиями полевой артиллерии – на 66 %, минометами – на 45 %, а танками и того меньше». Это средние цифры по фронтам. Выше уже говорилось о материальной части в 29-й армии и состоянии ее дивизий.

Атаки советских частей. Январь 1942 г.

Несмотря на это, Ставкой ВГК было принято решение осуществить в начале 1942 г. наступление на всех фронтах одновременно. Ответственным за это решение в отечественной историографии называется И. В. Сталин. О спорах при принятии этого решения на совещании в Ставке 5 января 1942 г. известно по воспоминаниям Г. К. Жукова, который предлагал усилить западное направление и именно здесь сосредоточить основные наступательные действия. Председатель Госплана Н. А. Вознесенский говорил о нехватке материальных средств для одновременного наступления на всех направлениях. Но Сталин настоял на своем. «В итоге, – по словам Г. К. Жукова, – жертв было много, расход материальных средств большой, а общестратегического результата – никакого… А если бы имевшиеся у нас силы и средства были использованы на Западном направлении, то итог был бы иной».

По мнению известного американского историка Д. Глантца, «хотя Сталин и в самом деле зимой 1941/42 года принял на вооружение наступательную стратегию «широкого фронта», его ключевые советники (включая Жукова) молчаливо поощряли ее применение, соглашаясь со Сталиным [в том], что наилучшим способом обрушить немецкую оборону на каком-то конкретном участке фронта будет оказывать максимальное давление на как можно большем числе участков». Д. Глантц объяснял решение Сталина тем, что для последнего безусловным военным авторитетом был не Г. К. Жуков, а Б. М. Шапошников, который, исходя из опыта Первой мировой войны, и был автором стратегии «широкого фронта». Определенным подтверждением этого вывода было указание Жукова на то, что в качестве аргумента своей позиции Сталин сослался именно на Шапошникова. Возможно, в этом месте воспоминаний Г. К. Жукова есть какой-то подтекст, который свидетельствует о его понимании того, кто был инициатором наступления на всем фронте, но настаивать на этом не будем. Во времена написания мемуаров Г. К. Жукова принято было за все винить И. Сталина, но в любом случае, за ним было последнее слово.

Наступление 332-й стрелковой дивизии Калининского фронта в районе Андреаполя. Январь 1942 г.

Выяснение авторства решения наступать одновременно на всех стратегических направлениях – не главное. Важен результат принятого решения: «Стремясь повсеместно добиться успеха, Ставка разбрасывала и без того ограниченные силы и средства по многим направлениям, ставила войскам непосильные задачи, чрезмерно увлекалась решением множества частных задач, неоправданно требовала продолжать наступление в обстановке, когда наступать было невозможно». По мнению доктора исторических наук М. Ю. Мягкова, «переоценка сил, которая произошла в ходе контрнаступления в начале 1942 года, сыграла недобрую службу войскам наших Западного и Калининского фронтов. В особенности – тех нескольких армий, которые попали в окружение». Об этом же в свое время писал и непосредственный участник тех событий П. А. Белов, бывший командир 1-го гвардейского кавалерийского корпуса Западного фронта, добавив штрих о просчетах командиров другого звена – командующих армиями: «Получилось, что вместо сосредоточения сил на важнейших участках командование распылило их в нескольких самостоятельных направлениях. Распыление сил привело к тому, что ударные группировки не имели достаточного количества техники, необходимой для прорыва и развития операции. В ржевско-вяземской операции был и еще один очень серьезный недостаток… Прорыв вражеской обороны производился на узких участках. Войска уходили вперед, а мер для расширения прорыва и свертывания вправо и влево боевых порядков противника не принималось. Немецкая пехота и танки при поддержке авиации наносили контрудары и довольно легко восстанавливали оборону, а наши прорвавшиеся войска оказывались отрезанными от главных сил».