Андрей Константинов - Бандитский Петербург. 25 лет спустя

— Если нас вынуждают к боевым действиям, то мы прибегаем и к ним, но такое бывает достаточно редко и только в крайних случаях. Это экономически невыгодно, потому что мы перестаем зарабатывать деньги и все уходит на войну.

Карабас подразделял преступность в Петербурге на три категории: бытовые уголовники, нормальные бандиты и беспредел. С бандитами из других группировок в 90 процентах случаев удавалось разбираться мирным путем. Однако если какая-либо из сторон нарушала бандитские понятия, то могли быть и человеческие жертвы.

— И тогда побеждает сильнейший, а у нас решает босс — по понятиям нам жить или нет.

Карабас скептически относился к общим бандитским сходнякам в Петербурге. К столу в гостинице «Пулковская», где проходили встречи лидеров группировок, он отправлялся лишь «в силу необходимости».

— Мы — самостоятельная организация. И не считаем, что необходим специальный бандитский суд. Жить нужно по здравому смыслу. Мы пытаемся разрешить все конфликты мирно, но своих денег не отдадим никому.

Забавно, но Карабас неоднократно сетовал на недействующую правовую систему:

— Закон должен быть жестким и распространяться на всех без исключения. Каждый человек решает сам, как относиться к закону. И в случае его нарушения должен быть готов к наказанию.

— А ты готов?

— Готов, но пусть меня сначала поймают.

Карабас уже сидел в тюрьме, он провел четыре месяца в предварительном заключении. Потом уголовное дело прекратили за недостаточностью улик.

Карабас считал, что действующую правоохранительную систему обмануть очень легко. То, что его боссы попали в тюрьму, он объяснял тем, что некий бизнесмен «заплатил ментам за их посадку».

— Милиция вообще подкуплена на корню. Честных очень мало.

— А бывшие КГБ?

— Эти знают еще меньше, чем милиция. Мы их всерьез не воспринимаем, хотя у них больше технических средств, чем у милиции.

Карабас долго объяснял, что организованная преступность и правоохранительные органы играют в своеобразную игру, где главный судья — сила и деньги.

— В суде побеждает не справедливость, а тот, кому удается убедить судей в своей правоте. А средства убеждения бывают разные.

Карабас защищал право бандитов на существование в том обществе, которое возникло в России после распада советской империи.

— Ничего такого никогда не было бы, если бы раньше, при так называемом социализме, мы все на самом деле были равны. Но лозунг «каждому по потребностям» был невыполним. Единственное, чего хочу я, — это надежности и благосостояния. Я не хочу, чтобы мои дети жили в беспредельной стране. Я и сам не люблю нарушать закон. Но сегодня в России надо выбирать: если ты пытаешься заработать какие-то деньги, то должен уметь либо сам защитить себя, либо просить защиты у кого-то другого. Если ты убежден, что защищен, — твое счастье; если нет — тогда жизнь дана тебе взаймы. И тогда каждый новый день для тебя может стать последним…

Карабас разорвал все контакты с нами так же неожиданно, как в свое время пошел на них. Впрочем, по сведениям из других источников, я слышал, что дела у него идут в гору и он продолжает процветать. Как-то совершенно случайно летом 1994 года мы столкнулись с ним в одной петербургской тюрьме, куда он, видимо, пришел на свидание с кем-то из своих коллег. Он еще больше располнел и был похож в своем дорогом костюме скорее на преуспевающего бизнесмена, чем на бандита. Мы встретились глазами, но здороваться не стали, а лишь обменялись кивками, как люди, которые очень смутно помнят друг друга…{ По моим сведениям, Карабас, окончательно ушедший в легальный бизнес, до сих пор жив и здоров, и, по слухам, коммерческие дела его продвигаются весьма успешно.}

Если проституция самая древняя профессия на Земле, то получается, что женское тело самый древний товар?

Интересно, кому первому пришла в голову мысль, что женское естество можно продавать, — продавцу или покупателю в той самой первой сделке на заре времен? Этого мы никогда не узнаем. Но как бы там ни было — а как-нибудь да было, — проституция возникла вместе с первобытнообщинным строем, окрепла в древних рабовладельческих государствах, выжила в жестокое время тоталитарного феодализма, расцвела после первых буржуазных революций и отправилась широким шагом гулять по всем странам, строям и эпохам.

Любопытно, что почти всегда и везде проституток осуждает общественная мораль и преследуют правоохранительные органы. Не менее любопытно, однако, что той же общественной моралью гораздо меньше осуждаются те, кто пользуется услугами проституток в широком, кстати говоря, спектре. Скажем, те же правоохранительные органы всех времен и народов пользовались проститутками как агентами — их было легче вербовать, контролировать, и через них, конечно, проходило намного больше информации, чем через добропорядочную домохозяйку.

В нашей стране особый интерес к этой профессии вспыхнул с первыми шагами перестройки. В обрушившейся на обывателя информационной лавине статей, книг, теле— и кинофильмов об отечественных шлюхах доминировал образ валютной интуристовской проститутки — очень сексапильной девушки с непростой судьбой в непростое время.

Вторая волна информационного бума вокруг проституток у нас на родине относится к началу 1990-х годов, когда появились первые конторы телефонных девушек. Чуть ли не каждая порядочная газета считала своим долгом выделить какому-нибудь сотруднику определенную сумму денег, чтобы он вызвонил себе проститутку и взял у нее интервью.

За всеми этими забавами несколько в тени остались уличные проститутки — хотя именно они, а не валютно-гостиничные и телефонные, составляют основной отряд корпуса шлюх (и не только в нашей стране, кстати). Вторым, не совсем понятным, информационным пробелом стало практическое отсутствие упоминаний о тех, на кого проститутки работают. То есть в принципе обыватель знал, что у более-менее организованных проституток есть сутенеры… И все. На сутенерах цепочка обычно и обрывалась, что не давало возможности читателю в полной мере оценить масштабы и обороты денежных масс в «блядских империях», контролируемых организованными преступными группировками.

…Июнь, белая ночь, Невский проспект. Моего спутника знакомые называют Винт, он бригадир одной из питерских группировок. Он проводит для меня экскурсию под кодовым названием «В мире блядского бизнеса». Винту велено отвечать на любые мои вопросы. Приказы руководства, как известно, не обсуждают, и Винт ничего не спрашивает, но видно, что решение начальства ему непонятно и неприятно.

— Ну что, начнем, пожалуй, с отстойника, — говорит Винт, сворачивая на канал Грибоедова.