Дмитрий Быков - Школа жизни. Честная книга: любовь – друзья – учителя – жесть (сборник)

Незабываемым примером трудолюбия была для меня сестра девочки из нашей классной компании, Тани Кузинец, Людмила. Она была не намного старше Тани, но уже училась в консерватории, и, когда бы мы не заходили за Татьяной, Мила уже сидела за фортепьяно: рано утром, иногда в ночной рубашке, она уже терзала инструмент, разминая пальцы гаммами.

Но и в нашем классе к учебе все относились вполне серьезно, конкурсные задачники были в ходу уже с восьмого класса. Особенно строга была наша математичка, преподававшая раньше в суворовском училище, Ида Борисовна: пышные седые волосы и большие круглые очки делали ее похожей на ученую сову. Она устраивала контрольные-летучки внезапно, без предупреждения и подготовки. Я побаивалась ее, подозревая, что она не питает в отношении меня особых надежд. Но однажды я умудрилась со страху на контрольной написать доказательство теоремы таким способом, каким, как оказалось, ее доказывали в каких-то древних веках, и удивленная Ида Борисовна даже как-то зауважала меня, сказав, что на самом деле я способная к математике, но ленивая. Я не стала объяснять ей свои чисто гуманитарные устремления, но могу честно признаться, что стерео метрия меня завораживала, я даже во сне решала задачки, блуждая внутри кубов и пирамид.

Физика мне казалась как-то живее и нагляднее, все-таки какие-то опыты проводились, не говоря уж о химии. Учитель физики Михаил Исакович, молодой, энергичный и очень симпатичный, звал меня «пожарная» не только за огненный цвет волос – он вызывал меня, когда в ответ на его вопрос не поднимали руки и воцарялась напряженная тишина: «Пожарная, к доске!» – и с любопытством наблюдал, как я пытаюсь «выплыть на бережок». Но я всегда как-то выплывала, наверное, потому, что внимательно его слушала, поскольку он мне нравился, нравилась его манера рассказывать с юмором и прибаутками.

Моей любимой учительницей была, конечно, Ирина Григорьевна. Я любила писать сочинения на такие непростые и разнообразные темы, которые она придумывала для нас каждую неделю. Она читала лучшие сочинения или отрывки из них в классе. Прикольно было, когда несколько сочинений, прочитанных ею, оказывались написанными мной, потому что мальчишки ленились писать сами, обещали мне, например, переписать решенные задачи по математике, а я с удовольствием писала сочинения, естественно, сохраняя особенности стиля и лексики ученика, для которого писала. Соглашения наши хранились в тайне, знал эту тайну узкий круг, никто не забавлялся, никто не выдавал. У нас в классе вообще было не принято выдавать своих, за это учителя нас особенно уважали, и даже директор Леонид Исидорович. Неважно, был ли серьезный повод для расспросов и расследований, или нет.

В школе тогда еще вовсю сохранялась советская пионерско-комсомольская атрибутика, утренние линейки с подниманием красного знамени и отданием рапортов и т. д. Конечно, уже во многом способные критически мыслить восьмиклассники не могли не заметить комического эффекта, когда завуч Леонид Мартынович, высокий, черноволосый, с орлиным носом, печатая шаг, резко поворачивая под прямым углом, шел отдавать рапорт директору о построении школьной пионерской дружины на утреннюю линейку. Тут кто-то голосом бабы-яги в торжественной тишине и гнусавил из задних рядов: «Ох ты, гой-еси, добрый молодец!» – понятно, что в восьмых классах тогда проходили былины. Все хихикали, торжественность улетучивалась. Директор потом пытал меня: ты же знаешь, кто это сказал… Но со вздохом сам же и замечал: знаешь, но не скажешь.

Были, конечно, и более серьезные случаи для разговоров с директором. Мы залили каток на нашем маленьком стадионе возле школы. На следующий день предполагали кататься на коньках. Последние сдвоенные часы были уроки английского языка, которые следовало провести в кабинете иностранных языков – была тогда такая «кабинетная» система. Английский преподавала очень миловидная молодая блондинка Людмила Ивановна, мама мальчиков-близняшек, которые потом снимались в главной роли в фильме «Приключения Электроника». Зимой темнеет рано, все мысли у нас в тот день были о катке, и мы придумали! Кабинет закрыт на ключ, а ключа нигде нет! Учительница предложила пойти поискать завхоза и взять ключ у него. Весь класс бешеным табуном ринулся искать завхоза, сбивая ведра с мыльной водой у уборщиц, которые уже мыли лестницы, и падая в лужи… Кто-то нам сказал, что завхоз в подвале, в живом уголке. Мы помчались в подвал, где находилось бомбоубежище и проходили занятия по ГО – гражданской обороне, с надеванием противогазов по команде «Угрожаемое положение». По длинному узкому коридору подвала мы пошли уже потише, услышав, как завхоз, пожилой мужчина, кормит зверей и птичек – а там были ежики, кролики, белки, канарейки и даже полярная сова – и при этом что-то напевает себе под нос. Из приоткрытой двери доносился «звериный» запашок…

И тут меня осенило. «Т-сс!» – сказала я классу, тихо прикрыла дверь и, взяв стоящую в углу лопату, воткнула черенок в ручку двери. Мы на цыпочках ушли из подвала, чтобы сообщить учительнице, что завхоза нет, ключей нет! Она, конечно, крайне недовольная всей этой историей, вынуждена была сказать: ну что ж, идите домой. И мы понеслись за коньками…

На физкультуре я не блистала успехами, болтаясь, как сарделька, на канате или, как рыхлый кочан капусты, с трудом перекатываясь через незабвенного «козла», но на лыжах и особенно на коньках могла выглядеть более достойно, поэтому я так стремилась продемонстрировать свои новые «норвежки». Разве могли мы в этом конькобежном угаре вспомнить про завхоза, запертого в подвале, в вонючей комнатке со зверюшками и птичками? Никому из нас это даже жестокостью не казалось, не доходило, что на самом деле это жестокость и есть. Но тогда мы, узнав, что сторож освободил охрипшего завхоза только под утро, даже смеялись… Тяжелым был разговор с директором, но «зачинщиков» никто не выдал, твердо стояли на том, что были все вместе, кроме двоих, упавших в мыльные лужи на лестнице, которые так промокли, что их уже не отпустили из дома на каток. На следующий день после уроков стояли в классе два часа. За многими приходили родители, с удивлением узнававшие о подвигах своих чадушек.

Развлечение оказалось очень запоминающимся…

Почти все шестидесятые годы я проучилась в московской школе № 17 – специальной, «с преподаванием ряда предметов на английском языке». Как и другим московским спецшкольникам, нам приходилось зубрить на английском историю, географию и даже физику, что оказалось, надо признать, не самым удачным экспериментом. А уроки английской и американской литературы, введенные с восьмого класса, захватили нас с головой.