Лев Федотов - Дневник советского школьника. Мемуары пророка из 9А

Нам представилась такая картина, которую я, кажется, в жизни еще не видел. Чтобы осознать ее всю, ее следовало бы видеть, а не читать описания. Дело не в самом городе, а дело было в настоящей зимней погоде.

Сквозь разорванные, призрачные, словно марля, кучевые облака, выглядывали яркие золотые стрелы лучей, заливавшие все вокруг. Сверху город казался каким-то сказочным снежным селением, с белеющими крышами, сверкающими на солнце. Чертовски крепкий мороз вызывал глубокие испарения от домов, и в воздухе струились светившиеся, словно фосфоресцирующие, слои пара и тумана, которые оригинально размывали и скрывали далекие дома и края горизонта. Эффект всему этому придавало солнце! Не будь его, все было б иначе. Но теперь клубы облаков и морозного тумана вместо своего обычного беловато-синего оттенка заключали в себе цвета истинного золота! Вследствие сильного мороза все сотни труб были увенчаны клубами белого дыма, но ввиду странных обстоятельств дым был до того густым и крепким, что не расползался, а стоял строго очерченными пучками, словно вата, воткнутая в трубы. Золотистый цвет их от солнца напоминал игрушечный городок-сказку, из трубы которого в виде дыма торчала вата, посыпанная блестками. Таких дымков были сотни, от чего зрелище казалось неповторимым.

Вдали синели контуры церквей, Петропавловского шпиля и даже, что меня обрадовало, был виден темный купол Казанского собора.

Сразу из-под балкончика выходили позолоченные листы купола Исаакия, круто спускавшиеся вниз, и, глядя на них, я почему-то испытывал небольшое головокружение.

Здесь наверху мороз чувствовался еще сильнее. Было просто невозможно стоять. Все здесь обледенело, и мы сами, казалось, скоро должны были превратиться в лед. Чудовищной силы ветер со всех сторон обдавал нас, обжигал лицо и чуть было не сбивал нас с ног. Это была истинная пытка… Мы коченели, но уходить все еще было нам жалко. Мороз и ветер создавали здесь головокружительную обстановку.

– Давай спустимся, – сказал мне Женька. Мы были словно в огне. Понятно, что подобное положение не очень-то привлекало все-таки нас, и мы стали спускаться. Меня это путешествие стало сильно угнетать, и я думал, что стану счастливейшим из смертных, когда почувствую под собой твердую почву. Угнетали меня здесь, прежде всего, невыразимая высота и ощущение шаткой опоры, которая уж чересчур долго находилась под нами. Быстро проскользнув все этапы дороги, мы, наконец, вышли к колоннам под портик.

Мы были промерзшие, утомленные, но удовлетворенные. Покидая Исаакий, мы осведомились в кассе об открытках с его видами, но нам всучили какие-то несущественные картинки, и мы поспешили возвратить их обратно.

Спустившись с лестницы на площадь, мы задрали головы и оглядели толстенные мощные темно-малиновые колонны, чуть-чуть побеленные легким наплывом инея.

– Ну и громада! – воскликнул я. – Ты посмотри только!

– Да, грозная штука, – подтвердил Женька.

Мы, замерзшие до последнего нерва, добрели до угла и уговорились завтра двинуться на Эрмитаж, попрощались и разошлись.

– Ну, были в Исаакиевском соборе? – спросила меня Рая, когда я, очутившись дома, стал немного отходить от состояния полного замораживания.

– Были, – ответил я. – На вышку лазили.

– Сумасшедшие! – ужаснулась Рая. – Да кто же ходит зимой на вышку? Вы, наверное, там одни и были-то. У нас только летом ее посещают. Ведь там потрясающий холод.

– Совсем нет. Там вместе с нами существовал какой-то детина!

– Наверное, такой же безумец, как и вы? – рассмеялась она.

– Очень может быть.

– Удивляюсь, как вы живы только остались! – проговорила моя сестра.

– И очень благоразумно поступили, оставшись в живых, – ответил я, – хотя навещали мы вышку в момент временного помрачения мозгов. Не так ли? – Я с усмешкой посмотрел на Раю.

– Сейчас ты говоришь совершеннейшую истину, – согласилась она.

– Ну, ладно, бросим шутки; короче говоря, я очень рад, что навестил ее, – проговорил я.

– Я думаю! – уже серьезно сказала Рая. – Между прочим, – продолжала она, – я сегодня уже послала письмо твоей маме и обещала ей в нем мобилизовать тебя тоже на это. Слышишь? Садись и пиши письмо, пока нет никого. А то скоро придет Нора и будет тебе мешать!

Я уж было взгромоздился на стул, дабы приступить к труду, но чем-то отвлекся и, прозевав золотое время, достукался до того, что мне пришлось стряпать послание в Москву уже в присутствии Трубадур, причем выдерживая энергичную ее осаду. Правда была за мной, ибо я благополучно дошел до конца письма, в котором вкратце описал дорогу и первые дни в Ленинграде, выдержав все атаки коварной до ехидства маленькой Леоноры.

Видя, что я кончил, она принялась оживленно ораторствовать передо мною, оповещая о дне, проведенном ею в детсаде.

– Написал? – угрожающе спросила меня Рая. – Наконец-то! – облегченно вздохнула она.

– Я тебе сочувствую, – примирительно пробурчал я.

Настал вечер, пришел Моня, и мы все всласть поужинали. Между прочим, за едой Рая мне намекнула что-то насчет кино, и я заметил, что это тщательно скрывалось от Норы, которая, ничего не замечая, серьезно воевала со своей порцией.

Уложив наследницу спать, Рая сказала мне, чтобы я захватил письмо и оделся: мы, дескать, отправляемся куда-то в магазин, и по дороге есть возможность опустить письмо в ящик. Моня тоже стал облачаться в пальто.

– Скорее, а то мы опоздаем: он скоро закроется, – поторапливала меня Рая. Я вспомнил Раин намек за ужином и решил прихватить с собою свои «глаза» (очки), ибо угадывал, что мне они пригодятся в обещанном Раей «магазине».

– Куда вы, мама? – поднявшись на своей постельке, заверещала Нора.

– Мы скоро придем, спи! – ответила она. – Мы зайдем в магазин. – И успокоенная малышка, к тому же и обманутая, улеглась.

Низвергнув по пути в ящик письмо, мы через несколько минут пути по ул. Герцена в сторону, противоположную центру, очутились перед музыкальным клубом, ярко освещенным у подъезда.

Пройдя по многолюдным комнатам, мы заняли места в обширном зале с экраном впереди.

Кинокартина была неплохая. Величалась она «Возвращение». В ней рассказывалось о том, как один бедовый мальчуган решил удрать в Ленинград, чтобы попасть в Арктику, где собирался отыскать своего отца.

Ленинградцы, сидящие в зале, одобрительно взвывали, когда на экране появлялись ленинградские пейзажи, вроде Аничкова моста, Невского и т. д. и т. п.

Когда мы вышли на улицу, Рая вдруг сказала мне:

– Давай зайдем к Бетиному Люсе. Он тут недалеко живет, за Мойкой.

Я, конечно, очень хотел повидаться со своим двоюродным братом и согласился. Вечер был не морозный, и пройтись ничего не стоило. Мы пересекли Мойку по маленькому пешеходному мостику и, пройдя по определенным переулкам, открыли облезлую красноватого цвета дверь в воротах одного домишки.