Борис Гулько - КГБ играет в шахматы

У Ани дела сложились лучше. В шахматном клубе при конторе «Локомотива» Московской области ей предложили заниматься ее любимым делом — учить детей шахматам.

Видимо, в нашем досье хранилась запись, что я в нашей семье представляю злое начало, а Аню, имеющую в паспорте запись «русская», еще можно спасти для советского режима. Им пришлось дожидаться наших демонстраций 1986 года, чтобы увидеть, кто из нас хороший, а кто плохой.

В какой-то момент, в конце осени 1983 года, КГБ предпринял попытку поссорить нас. Аню пригласили в Центральный шахматный клуб СССР, и его очередной директор, какой-то отставник, сказал Ане, что он хочет предложить ей давать сеансы одновременной игры. Сеансы были неплохим заработком, и по этой причине лекционное бюро Центрального шахматного клуба, ведавшее сеансами, было местом коррупции. За возможность давать сеансы нужно было платить взятки.

Аня на сеансы, конечно, согласилась. «Да, тут вам на наш адрес пришло письмо, — сказал Ане отставник и протянул ей конверт. В этот момент его кто-то позвал из комнаты. — Подождите, я сейчас вернусь», — сказал директор клуба и вышел.

Аня вскрыла конверт и прочла в письме, что во время недавнего участия в полуфинале первенства СССР я «затеял дешевый провинциальный роман» и разбил намечавшуюся свадьбу другу автора письма. Аня рассмеялась столь дешевой провокации и тут заметила, что директор уже вернулся и наблюдает за ее реакцией. Больше тому сказать Ане было нечего.

Никаких сеансов Аня, конечно, не получила.

Занятную промашку дал КГБ в том же 1983 году. На экспозиции в Центральном выставочном зале художников на Кузнецком Мосту, посвященной Всесоюзной Спартакиаде народов СССР и спорту, красовалась картина «Поединок». На картине была изображена Аня, сражающаяся на огромной шахматной доске с монстрами. С какими монстрами Аня тогда сражалась, было хорошо известно.

Автором картины была чудесный художник Ителла Мастбаум, жена моего друга Феликса Фильцера. Сейчас они живут в Израиле в поселении Долев рядом с семьей моей сестры Бэллы.

Вот что странно: наши с Аней имена в ту пору вымарывались. В вышедшей тогда книге, посвященной шахматным первенствам Москвы, годы, когда чемпионами становились я среди мужчин или Аня среди женщин, просто не упоминались. А портрет на выставке в центральном зале Москвы КГБ проморгал.

Между тем в шахматном мире происходили бурные события. Летом 1983 года в Лос-Анджелесе должен был состояться полуфинальный матч претендентов Каспаров — Корчной. Победитель этого матча (ожидалось, что им станет Каспаров) в конце 1984 года должен был оспорить титул чемпиона мира у Карпова. И тут мир стал свидетелем очередной великолепной нешахматной комбинации Анатолия Карпова.

Гениальный бакинский мальчик Гарик Каспаров чуть ли не с младенчества готовился к борьбе за шахматную корону. Ментором у него был великий Ботвинник. Видимо, по совету Ботвинника, — помните, как тот сказал нам: «А вы дайте вашему сыну фамилию матери», 12-летний Гарик, через пять лет после смерти своего отца Кима Вайнштейна, поменял отцовскую фамилию на материнскую. Русифицированная армянская фамилия для уха советского начальника звучала определенно лучше еврейской. Уже в 19 лет Гарик вступил в коммунистическую партию. Всем этим он пытался показать, что готов на роль нового любимого сына партии. Увы, сердце партии уже было занято.

К сожалению, ни Гарика, ни до него Ботвинника их отцы по разным причинам не познакомили с этическим учением евреев — «Пиркей Авот» («Поучения Отцов»), в котором говорится (гл. 2): «Будьте осторожны с властями, ибо они приближают к себе человека лишь для собственной выгоды, прикидываются друзьями, когда им это на руку, но не заступятся за человека в тяжелое для него время». Незнание Гариком этого поучения и решил использовать Карпов, и сам, строго говоря, следовавший не «Пиркей Авот», а другой этической системе.

Отношения Советского Союза и США в ту пору были неважными. В 1980 году американцы бойкотировали Московскую олимпиаду, в 1984 году Советы пробойкотируют Лос-Анджелесскую. Советское начальство предложило Каспарову отказаться от игры в Лос-Анджелесе, пообещав защитить в дальнейшем его права. Каспаров позже в книге «Мои великие предшественники» (том 5) о мотивах этого начальства напишет, что они «преследовали одну цель: сделать все, чтобы Каспаров не дошел до Карпова». Каспаров пишет: Карпов «пригласил меня к себе домой, и мы обсудили ситуацию наедине». То есть Карпов участвовал в интриге лично, так же как три года до этого через моих друзей сливал мне гэбэшную дезинформацию.

Я слышал от Каспарова, будто ему было обещано, что советская федерация скорее разрушит ФИДЕ, чем даст в обиду своего молодого героя. Вероятно, двадцатилетнему Гарику казалось, что, участвуя в советской политической кампании, он вступает в ряды любимых сыновей…

Мне контуры интриги против Каспарова представлялись ясными, и я попробовал вмешаться. Через общих знакомых я нашел бакинский телефон Каспарова и вручил его московскому корреспонденту New York Times Сержу Шмеману. Достаточно было Гарику сказать американскому журналисту, что он, Гарик, с ужасной неохотой, но все же готов ехать в кошмарный город Лос-Анджелес, и вся интрига рассыпалась бы. Увы, старческий женский голос, видимо, бабушки Гарика, ответил Шмеману, что Каспарова в Баку в эти дни нет.

Не явившемуся к началу матча в Лос-Анджелес Каспарову было засчитано поражение. Гарик отправился к начальнику отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС Стукалину, сменившему на этом посту усланного Андроповым послом в Румынию Тяжельникова, выяснять, как СССР будет раскалывать ФИДЕ и защищать его. Как я слышал от Гарика в 1988 году, во время шахматной Олимпиады в Салониках, Стукалин, неожиданно перейдя на «ты», заявил молодому претенденту: «Молод еще. Подождешь три года».

Представляю себе ощущения Каспарова. Кому жаловаться — ведь он сам отказался от матча? А любовь, во имя которой была принесена жертва? Любви партии-гегемона он так и не дождался.

И тут Гарик смог убедиться, что любовь небес куда важнее, чем любовь властей. Происходит невероятное. Смертельно больной Андропов неожиданно возвышает на позицию второго человека в государстве, члена политбюро и первого заместителя премьер-министра своего коллегу по цеху, бывшего начальника КГБ Азербайджана, первого секретаря компартии Азербайджана Гейдара Алиева. Бакинский человек неожиданно перевешивает карповских людей в советской иерархии — секретаря ЦК Зимянина, каких-то шишек в КГБ.

Алиев приказывает: удовлетворить все претензии Корчного и спасти матч.