Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны

Будут стрелять вслед или не будут? Нет. Тихо. Не решились.

Сворачиваем на Дмитровку и у первого угла останавливаемся. На улице ни души. Выбираемся из грузовика, оставляем шофера и трех офицеров у машины, сами гуськом продвигаемся вдоль домов. Совсем стемнело. Фонари не горят. Кое-где – освещенное окно. Гулко раздаются наши шаги. Кажется – вечность идем. Я как правофланговый иду тотчас за командиром взвода.

– Видите этот высокий дом? Там – гараж. Мне почудилось, какая-то тень метнулась и скрылась в воротах.

За дом до гаража мы останавливаемся.

– Если ворота не заперты – мы врываемся. Без необходимости огня не открывать. Ну, с Богом!

Тихо подходим. Слышно, как во дворе стучит заведенная машина. Вот и ворота, раскрытые настежь.

– За мной!

Обгоняя друг друга, с винтовками наперевес, вбегаем в ворота. Тьма.

Бах! – пуля звонко ударяет в камень. Еще и еще. Три гулких выстрела. Потом тишина.

Осматриваем двор, окруженный со всех сторон небоскребами. Откуда стреляли?

Кто-то открывает ворота гаража. Яркий свет автомобильного фонаря. Часть бежит осматривать гараж, другая, возглавляемая взводным, – отыскивать караульное помещение.

У одних дверей находим раненного в живот солдата. Он без сознания. Это тот, что стрелял в нас и получил меткую пулю в ответ.

– Говорил я, не стрелять без надобности! – кричит капитан.

В это время неожиданно распахивается дверь и показывается солдат с винтовкой. При виде нас столбенеет.

– Бросай винтовку! – Бросает.

– Где караул?

Молчит, потом, еле слышно:

– Не могу знать.

– Врешь. Если не скажешь – будешь валяться вот как этот.

Сдавленный шепот:

– На втором этаже, ваше высокоблагородие.

– Иди вперед, показывай дорогу. А вы, господа, оставайтесь здесь. С ними я один справлюсь.

К. Юон. В бою.

Иллюстрация к повести А. С. Яковлева «Октябрь»

Мы пробуем возражать – бесполезно. С наганом в руке капитан скрывается на темной лестнице.

Ждем. Минута, другая… Наконец-то! Топот тяжелых сапог, брань капитана. Из темноты выныривают два солдата с перекошенными от ужаса лицами, несут в охапках винтовки, за ними еще четыре, и позади всех – капитан со своим наганом.

– Заводить моторы. Скорей! Скорей! – торопит капитан.

Входим в гараж. Группа шоферов, окруженная нашими, смотрит на нас волками.

– Не можем везти. Машины испорчены, – говорит один из них решительно.

– Ах, так! – Капитан меняется в лице. – Пусть каждый подойдет к своему автомобилю!

Шоферы повинуются.

– Теперь знайте: если через минуту моторы не будут заведены – отвечаете мне жизнью. Прапорщик! Смотрите по часам.

Через минуту шесть машин затрещало.

– Нужно свезти раненого в лазарет. Вот вы двое – отправляйтесь с ним в лазарет Литературного кружка. Это рядом. Не спускайте глаз с шофера…

Возвращаемся с добычей (шесть автомобилей) обратно. На передних сиденьях шофер и пленные солдаты, сзади офицеры с наганами наготове. С треском проносимся по улицам. На Охотнинской площади при нашем приближении толпа шарахается в разные стороны.

Александровское училище. Нас восторженно встречают и поздравляют с успехом. Несемся назад, захватив с собой всех шоферов.

Подъезжая к Дмитровке, слышим беспорядочную ружейную стрельбу. Капитан волнуется:

– Дурак я! Оставил троих – перестреляют их как куропаток!

Еще до Дмитровки соскакиваем с автомобилей. Стреляют совсем близко – на Дмитровке. Ясно, что атакуют гараж. Выстраиваемся.

– Вдоль улицы пальба взводом. Взво-од… пли! – Залп.

– Взво-од… пли!

Второй залп. И… тишина. Невидимый противник обращен в бегство. Бежим к гаражу.

– Кто идет?! – окликают нас из ворот. Капитан называет себя.

– Слава Богу! Без вас тут нам было совсем плохо пришлось. Меня в руку ранили.

Через несколько минут были доставлены в Александровское училище остальные автомобили. Мы отделались дешево. Один легко раненный в руку».

Боевой эпизод иного характера находим мы в повести «Октябрь». Ее автор А. Яковлев был очевидцем революционных событий и писал свое произведение по горячим следам:

«Через минуту автомобиль с офицерами и студентами вернулся и, как победитель, тихо ехал по середине улицы. Вот он на углу… Вдруг с Тверской раздалась бешеная стрельба. Из бака, приделанного сзади автомобиля, белой лентой хлынул на землю бензин, и автомобиль беспомощно остановился на самом перекрестке. Студенты и офицеры судорожно заметались, прячась от выстрелов. Они ложились на пол автомобиля, прижимались к бортам, прыгали на землю и прятались за колесами, пытаясь отстреливаться, но вражьи пули всюду доставали их. От бортов автомобиля далеко летели щепки, отбитые пулями. Кто-то дико завыл:

– А-а… помогите!

Кто-то стонал. Молодой офицер, почти мальчик, прыгнул с платформы на мостовую, качнулся и, как узел тряпья, упал под колеса. Никто уже не стрелял с автомобиля. Разбитый и страшный, стоял он на перекрестке, а у колес, на земле, лежали убитые люди… Только чуть слышались невнятные стоны:

– Ох… о… ох!..

С Тверской продолжали стрелять, и долго никто не шел на помощь раненому. Потом из-за часовни вышла девушка в белой косынке, в кожаной куртке, с повязкою красного креста на рукаве. (…) Она не смотрела на Тверскую, не просила прекратить стрельбу, словно не слышала выстрелов, но стрельба смолкла сама собою. Все – и юнкера, и студенты, и мальчишки, и солдаты, и боязливо высунувшийся из-за ящика Василий – с напряженным вниманием следили за девушкой. Она подошла к автомобилю, наклонилась, потрогала тех, кто лежал у колес, брала их за руки, повертывала головы. И молчала. И все кругом молчали, замерли, как столбы. Тихо было здесь. Лишь с Арбата и Лубянки долетали раскаты выстрелов, звонко перекатывавшиеся в пустых улицах. Девушка, неловко путаясь в юбке, забралась по колесу в автомобиль и наклонилась над кем-то.

– Санитары, раненый здесь! – крикнула она, выпрямившись.

К автомобилю торопливо подошли два солдата-санитара. Они подняли раненого. Подняли высоко, точно показывали кому-то. Это был офицер в длинной кавалерийской шинели, в лакированных сапогах со шпорами. Фуражки у него уже не было. Курчавые черные волосы прядями сбились на лоб. Раненый глухо, сквозь зубы стонал. (…)

К. Юон. После обстрела грузовика.

Иллюстрация к повести А. С. Яковлева «Октябрь»

Офицера унесли, а потом стали уносить одного за другим убитых. Откуда-то пришли еще санитары. Они носили трупы без носилок, прямо на спинах, как грузчики носят тяжелые кули. Ходили не торопясь, деловито, помогая друг другу. Особенно хлопотал один, низенький, с кривыми ногами. Он сам не носил. Только помогал поднимать на спину. Положит, поправит, отойдет и, не торопясь, вытрет о фартук руки, испачканные в крови.