Эдвард Радзинский - Александр II. Жизнь и смерть

Но есть и другая версия.

СЮЖЕТ ДЛЯ ПОВЕСТИ

Задумавший роман о террористе, Достоевский отлично знал о своем соседе.

И познакомился он с народовольцами до появления у него за сте­ной Баранникова...

В архиве «Народной воли» остался вид на жительство, выданный полицией другому члену Великого И.К. Александре Павловне Корба. И там указано, что в ноябре 1879 года Корба была прописана... в доме 5/2 по Кузнечному переулку. Красавица народоволка оказалась про­писанной... в доме Достоевского! Террористка поселилась в доме Дос­тоевского за год до Баранникова.

Возможно, именно через нее — Корбу, которая когда-то писала ему письмо, Достоевский знакомится уже тогда — в 1879 году с народо­вольцами.

В этом не было ничего необычного. Как мы уже писали, народоволь­цы поддерживали дружеские отношения с некоторыми либеральны­ми литераторами.

Но могли ли поддерживать отношения молодые радикалы с автором «Бесов»?

Ненавидя его роман «Бесы», революционная молодежь, тем не ме­нее, всегда с огромным доверием относилась к Достоевскому. Именно поэтому к нему писала народница и будущая террористка Корба. Несмотря на «Бесов», радикальная молодежь воспринимала До­стоевского как бывшего революционера и каторжника, защитни­ка униженных и оскорбленных. И не случайно во время похорон Достоевского они попытались не­сти за его гробом кандалы, тотчас отобранные полицией.

Но мог ли общаться с молодыми безумцами сам автор «Бесов»?

Достоевский, едва не заплативший жизнью за свои убеждения, пони­мал всю трагичность этих молодых людей: «Жертвовать собою и всем для правды — вот национальная черта поколения. Благослови его Бог и пошли ему понимание ПРАВДЫ. Ибо весь вопрос в том и состоит, что считать за правду», — писал он. И боролся с ними за них самих — «за верное понимание правды». Именно поэтому он написал роман «Бесы», который они возненавидели. ...Именно поэтому он решился сейчас писать продолжение романа «Братья Карамазовы», где судьба Алеши Карамазова — героя, которого они полюбили, должна была от­крыть им «что считать за правду».

И как нужно ему было теперь личное знакомство с героями буду­щей книги!

Так что знакомство молодых радикалов с писателем, решившим пи­сать о них, вполне вероятно.

Возможно, именно поэтому Баранников снял квартиру в доме Дос­тоевского...

Красавец Баранников, идеалист, ставший террористом, участвовав­ший добровольцем в борьбе Черногории против турок (борьбе, кото­рую Достоевский считал святой) — как он должен был быть интере­сен писателю...

И, познакомившись с народовольцами, возможно, Достоевский слу­чайно и узнает о готовящемся взрыве в Зимнем дворце...

Если так, то перестает быть загадочным разговор с Сувориным. Про­цитируем его вновь:

«Представьте себе, что мы с вами стоим у окон магазина Дациаро... Около нас стоит человек, который притворяется, что смотрит... Вдруг поспешно подходит к нему другой человек и говорит: «Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завел машину». Как бы мы с вами поступили? Пошли ли бы мы в Зимний дворец предупредить?.. — И сам отвеча­ет. — Я не пошел бы».

И объясняет: «Мне бы либералы не простили. Они измучили бы меня, довели бы до отчаянья».

Как жалка, надуманна эта причина для бунтаря Достоевского, всю жизнь плывшего против течения, не устававшего воевать с либералами, «служившего только Христу». Конечно же, причина совсем иная, кото­рую он высказать не смеет: он, переживший ожидание смерти на эша­фоте, не может отправить на этот эшафот доверившихся ему молодых людей...

Об этом он мучительно думает, разговаривая с Сувориным, и пото­му тотчас сообщает, что решил написать роман об Алеше Карама­зове — террористе.

И возможно, Достоевский хранил в кабинете какую-то литературу народовольцев, готовясь использовать ее для романа.

Ночной обыск за стеной в квартире Баранникова заставил его по­спешно все уничтожить. Оттого ему пришлось отодвигать нечто тя­желое, и оттого разорвалась артерия. И последующий арест Колодкевича окончательно потряс вчерашнего арестанта-петрашевца (с кото­рого, кстати, формально не был снят надзор полиции). Возможность разоблачения связи с террористами означало новое и окончательное крушение. Опасность, многократно усиленная его вечно воспаленным, безумным воображением... И началось «решительное кровотечение»...

Страх! Достоевский, прячущий подпольную литературу! Сегодняшне­му читателю это может показатся почти смешным. ...Но читателю зав­трашнему, возможно, это покажется уже весьма серьезным.

Но все это — игра воображения. Впрочем, известные нам события и так достаточно мистичны: «Бесы» за стеной дирижировали смертью своего создателя... И смерть Достоевского была прологом к роковому повороту русской Истории.

ТАЙНА НАРОДОВОЛЬЦЕВ — ТАЙНА ПОЛИЦИИ?

Во время пугающе успешной деятельности Исполнительного Комите­та современники постоянно задавали себе один вопрос — почему их до сих пор не поймали? Как вспоминала Вера Фигнер, реально Испол­нительный Комитет располагал 24 членами плюс 500 постоянно дей­ствующих членов партии.

(На самом деле И.К. располагал 28 членами.)

А против них были — знаменитое Третье отделение с многочислен­ными агентами, армия, тюрьмы.

Самый популярный ответ на этот вопрос: царская полиция до этого имела дело с жалкими студентами. Здесь же впервые собрались про­фессионалы. И эти профессиональные революционеры и доказали впер­вые силу и неуязвимость террора.

ЗАПАДНЯ ЛОРИСА

Но боевой генерал Лорис-Меликов, видимо, видел совсем иную при­чину успеха тогдашних террористов. И, проанализировав оба сенсаци­онных деяния таинственного Исполнительного Комитета — взрыв на железной дороге и взрыв в Зимнем дворце, — верно оценил подозритель­ную беспечность Третьего отделения. Именно поэтому с самого начала Лорис-Меликов перестает дове­рять Третьему отделению и оттого торопится его реформировать. И создает структуру, дублирующую Третье отделение.

С весны 1880 года право обыскивать и арестовывать людей по по­литическим преступлениям в Петербурге наравне с Третьим отделе­нием получило столичное градоначальство. Теперь в Третьем отделении (а после его упразднения и в Департаменте полиции, куда пере­шел штат Третьего отделения) узнавали о некоторых обысках и арестах уже роst fасtит.

Именно в это время начинаются поразительные провалы вчераш­них великих конспираторов.

24 июля 1880 года попадается неуловимый до того А. Пресняков, участник взрыва царского поезда, убийца агента Третьего отделе­ния. Далее попадается сам величайший конспиратор, «поэт конс­пирации», как его называли народовольцы, глава партии — Алек­сандр Михайлов. И попадается, мягко говоря, очень неконспира­тивно. Являясь руководителем «Народной воли», Александр Михайлов был, как мы уже упоминали, ее летописцем. Вот как описала провал «гене­рала конспирации» его возлюбленная Александра Корба: «Он тщательно разыскивал портреты погибших за свободу и счас­тье народа... Собирал о них сведения, не хотел, чтобы они остались неизвестными в истории революционного движения в России... Он был арестован в тот момент, когда зашел в фотографию за заказанны­ми им ранее карточками арестованных народовольцев Квятковского и Преснякова. Фотография эта находилась на Невском проспекте. Ее хозяин оказался агентом тайной полиции. Когда Александр Ми­хайлов накануне заходил справиться о карточках, жена шпиона-фотографа, стоя за стулом мужа и с тревогой глядя на Михайлова, провела рукой по своей шее, давая этим понять, что ему грозит быть по­вешенным... В тот же день заседала Распорядительная комиссия, и члены комиссии возмутились и взяли с него слово, что он больше не пойдет в сомнительную фотографию. Он дал слово, и...».