Эдвард Радзинский - Александр II. Жизнь и смерть

Третье отделение немедленно получило информацию о готовящемся странном движении.

Главноуправляющим Третьим отделением стал в это время генерал-адъютант Александр Потапов, вчерашний начальник штаба корпуса жандармов. Он был совершенно предан прогнанному Шувалову. Другими качествами Потапов похвастаться не мог, руководитель он был абсолютно ничтожный. (В иных властолюбивый Петр IV и не нуждался.) И Потапов совершенно растерялся, читая агентурные сведения. Вроде никакой организации нет... а между тем назревает что-то организованное и массовое. Вроде нужно арестовывать, но не очень понятно кого арестовывать и за что. Нет явных зачинщиков, смутны цели, которые так трудно оказалось сформулировать агентам Третьего отделения. Впрочем, у самих «народников» (так назовут участников этого небывалого похода в народ) цели были самые разные.

ЗАЧЕМ ШЛИ НАРОДНИКИ?

Одни молодые люди шли раскрывать народу глаза на царя, на угнетение, в котором живет, чтобы поднять народ на восстание. Другие просто желали обучить народ грамоте, помочь ему выбраться из тьмы и нищеты, третьи шли учиться у самого народа — узнавать, каков его идеал в жизни.

Девушки, еще вчера избалованные богатством, сдавали экзамены на народных учительниц, фельдшериц, акушерок — и шли в нищую деревню лечить и просвещать.

«Наши "планы" и "мечтания" были крайне неопределенны, — писал народник М Тихомиров. — Шли "посмотреть", "осмотреться", "ощупать почву"... а дальше? Может быть, делать бунт, может быть, пропагандировать... Но главное — в хождении в народ было нечто столь новое, заманчивое, интересное, которое требовало столько мелких занятий, не утруждающих головы (вроде изучения костюмов, манер мужиков, подделки паспортов и т. д.), требовало стольких лишений физических (которые удовлетворяли нравственно, заставляя думать каждого, что он свершает акт самопожертвования). И это наполняло все существо человека».

Но, как не раз бывало в нашей истории, героизм соединился с фарсом и окончился кровью.

РОЖДЕНИЕ ТЕРРОРИСТА

Для теснейшего слияния с народом часть народников решила переодеться в крестьянскую одежду — представиться крестьянами. Для этого готовились поддельные документы, срочно покупались на толкучках потрепанные зипуны, поношенные сапоги и прочая народная крестьянская одежда. Это был общий призыв — «сбросим жалкие сюртучишки и переоденемся в святые народные зипуны», — насмешливо писал современник событий — наш крупнейший историк Василий Ключевский.

И началась подготовка. Уже упомянутый вчерашний офицер Сергей Кравчинский вместе с товарищем, переодевшись в грязные зипуны, купленные у старьевщика, отправляются изучать народные нравы в одну из самых бедных харчевен на окраине столицы. Но добирались в эту нищую харчевню молодые люди, естественно... на извозчике! «Нам подали пылающие щи в общей деревянной миске и с нею две больших деревянных ложки. В ней плавали накрошенные кусочки соленых бычьих щек, которые называются "щековина"». В харчевне сидели в основном извозчики в аккуратных армяках, и наши «нигилисты» в грязной одежде выглядели довольно странно. Так что хозяйка властным тоном заявила: «Деньги вперед!» ...

Начав не без отвращения есть щековину, молодые люди попытались вывести извозчиков на разговор о тяжелой жизни народа. Но извозчики торопились окончить свой обед, чтобы быстрее продолжить работу — так что отвечали отрывистыми, односложными фразами! После чего будущие народники поспешили домой, чтобы побыстрее сбросить вонючую одежду и отправиться в приличный трактир — заесть ужасную щековину!

Но решение твердо — и подготовка к хождению в народ продолжается.

Они решают научиться какому-нибудь бродячему ремеслу. Необходимо иметь предлог путешествовать по деревням, просвещая народ .

На общем собрании идущих в народ решают сделаться бродячими сапожниками. Хорошего шитья сапог народ не требует — было бы прочно, потому и выучиться можно очень быстро. Учить ремеслу сапожника приходит мрачноватый неразговорчивый сапожник-финн. Финн верил: если в России произойдет революция, то и его родина станет свободной.

И вот наступила пора — первые народники отправляются в путь. Скопированы карты местности. Последняя ночь в родном доме — и прощай, столица!

Одетые по-крестьянски в полушубки, с котомками на плечах, выходили по двое, внимательно оглядываясь вокруг, — а вдруг за ними уже следит всесильное Третье отделение?

Вот наконец и Николаевский вокзал. И провожающие кричат «счастливый путь» этому авангарду великого движения. И уже завтра за ними отправятся в народ их провожавшие, а потом все новые и новые отряды молодых людей. Описанное происходило в марте 1874 года. Так начиналось «хождение дение в народ».

Но путь в народ оказался непростым. Карты, по которым они шли, оказались неверными. Только в пути поняли: в России ориентироваться надо не по картам, а по разговорам со знающими людьми. Вспомнили нашу бессмертную поговорку: «Язык и до Киева доведет». Но когда дошли до первой деревни, добрые крестьяне отказали им в ночлеге. Да и сапожников в деревнях оказалось великое множество, так что надо было придумать, чем еще можно заняться. Особенно трудно давалась необходимость притворяться народом — то есть лгать на каждом шагу. Все лето большинство пробавлялось случайными работами. И, как правило, народников прогоняли за неумение. Нанимались пахать, но не умели запрячь лошадь. Прогнали. Рыбачили, но не умели как следует поставить сети. Опять прогнали.

«И все-таки это было для меня счастливое время... как легко дышалось», — вспоминал один из участников. — Хотя впросак все время попадали. Помню, я нашел в своей рубахе каких-то белых блох... говорю об этом работавшим с нами, а они от смеха чуть не умерли: — какие это блохи?.. Ты что сдурел, малый, это — вши!». Так дворянские дети познакомились с главным народным насекомым.

Но все это время они выполняли главную задачу — агитировали крестьян.

В условленных местах их ждала запрещенная литература. Ее подвозили их товарищи на телегах под сеном. Литературу печатали эмигранты на Западе и с великими трудами доставляли в Россию. Но раздавать ее было некому. Оказалось, никто из крестьян не умел читать - все были неграмотны. Решено было читать самим вслух. Но слушать крестьяне не хотели. В лучшем случае засыпали, в худшем шли доносить на странных «крестьян», которые не умеют пахать, но умеют читать. Только однажды народник Николай Морозов во время чтения антиправительственных стихов увидел неподдельный интерес на лице крестьянина, и даже какую-то особенную озабоченность... Он тотчас прервал чтение.