Арсений Замостьянов - Сталинская гвардия. Наследники Вождя

– Я не отступил, и Вознесенский вскоре сдался: черт с тобой, буду старшим. А я не боялся, мы с ним друзья с ленинградских времен…». В те страшные дни Сталин положился на Косыгина. В беседе с Граниным вспомнил Косыгин и о критическом дне прифронтовой Москвы: «Одну за другой выкладывал он интереснейшие подробности о том, как шестнадцатого октября здание Совнаркома опустело, – двери кабинетов настежь распахнуты, валяются бумаги, шуршат под ногами, и повсюду звонят телефоны. Косыгин бегом из кабинета в кабинет, брал трубку, алекал. Никто не отзывался. Молчали. Он понимал: проверяют, есть ли кто в Кремле. Поэтому и носился от телефона к телефону. Надо, чтобы кто-то был, пусть знают…

Тут я вставил про нашего лейтенанта, который, прикрывая отход, бегал от пулемета к пулемету, стрелял очередями, как будто мы еще сидим в окопах». Вот так, бегая от телефона к телефону, Косыгину подчас приходилось подменять собою весь Совнарком. Да, этот подвиг сродни военному.

1 января 1942-го. Недолгий отдых в кинозале. И снова – новогоднее назначение, ключевое в судьбе Косыгина, который вошел в историю Великой Отечественной прежде всего как уполномоченный Государственного Комитета Обороны в блокадном Ленинграде. Эта миссия Косыгина была поистине героической. В осажденном Ленинграде оставалось 2116 тысяч жителей. За январь умерло больше 80 тысяч. Косыгину предстояло организовать работу ледовой трассы через Ладожское озеро и вывезти из города полмиллиона человек. Прибыв в Ленинград, Косыгин немедленно занялся «Дорогой Жизни». Из Москвы Косыгин привез 40 автобусов и 200 грузовиков, загруженных продовольствием и запчастями. Еще 260 грузовиков обещали прислать из Горького и Ярославля. Каждое колесо – на счету. Машин не хватало. От безысходности Косыгин предлагает пустить по льду троллейбусы, но до этого дело не дошло. Изголодавшихся, больных людей поездом подвозили к Ладоге, а там – по ледовой дороге в автобусах и открытых грузовиках перевозили на восточный берег озера. Там работали пункты питания, дежурили медики. Не раз на эвакопункте Косыгин подходил к людям, помогал ослабевшим, подбадривал. Желал доброго пути и предупреждал, что дорожный паек следует экономить. Дальше – холодные вагоны спасительного поезда и – на восток, на восток…

Соратник и товарищ Алексея Николаевича, Анатолий Болдырев, вспоминал: «Зима 1941/42 г. была необычайно суровой. Морозы достигали 35 градусов, дули пронизывающие северные ветры. «…» Алексей Николаевич Косыгин каждые два-три дня наведывался на станцию Борисова Грива, объезжал по кольцевым маршрутам все пункты приема и отправки людей, грузов, пункты ремонта автомеханики и защиты «Дороги Жизни» от авиации противника».

«Дорога Жизни» была предметом постоянных забот Алексея Николаевича; он выстрадал эту дорогу, ночуя в холодных пристанционных избах, под угрозой обстрела. И старания уполномоченного ГКО не пропали даром: к февралю «Дорога Жизни» превратилась в образцовое хозяйство, спасительное для родного косыгинского города. На Ледовой дороге работало двадцать тысяч человек – героев, которые сменяли убитых и раненых и продолжали великое дело снабжения блокадного Ленинграда и эвакуации ленинградцев. В леденящую стужу, на оцепеневшей дороге, Алексей Николаевич возле одного из домиков, оборудованных для регулировщика и санчасти, встретил эшелон с ранеными в бомбежку ленинградцами. Метель занесла пути, и трассу расчищали. Уже стемнело, а уполномоченный ГКО с утра ничего не ел. Его ждали неотложные дела, нужно было спешить, но он на минутку остановился в избе, чтобы перекусить. Булка хлеба (по-ленинградски – именно булка, а не батон) да вскипяченный здесь же чай – вот и весь обед. Но, услышав стон раненых женщин, он приказал отдать хлеб им – весь, до последней крошки – и первым по еще не вполне готовой дороге умчался к своим бесконечным заботам. Ленинградцы и сейчас помнят, как Алексей Николаевич спас мальчика, которого все уже считали мертвым. Он нашел его среди коченевших трупов – и заметил, что мизинец ребенка шевелится, подрагивает. Человек, привыкший внимательно относиться к цифрам и к любой работе, оказался спасительно внимательным и к человеку… Мальчик остался жив, его спасли. Алексей Николаевич лично проследил за лечением спасенного ребенка, а потом – после войны, когда можно было покрасоваться подвигом перед телекамерами – никогда публично не вспоминал об этом. Жив ли он сейчас, тот блокадный мальчик? Сколько было таких маленьких подвигов в тогдашней жизни будущего премьера! Но именно из маленьких подвигов состоит жизнь большого героя. Ему неловко было публично вспоминать об этом, дух саморекламы чужд серьезным трудягам. Сделано – и забыто. К чему хвастать?

Военные дни, полные нечеловеческого – иначе и не скажешь – напряжения сил, проходили под звуки фронтовых песен, в которых Алексей Николаевич всегда умел находить отдохновение. И потом, в памяти, он часто повторял строки «Солдатского вальса»:

С нашими песнями, с нашей армией, с нашим народом, с такими управленцами, как Косыгин, страна не могла не выстоять. Противники Советской России просчитались, а Алексей Николаевич верил в свой народ, верил в победу с первых дней войны. Тот же Болдырев вспоминал, как им с Косыгиным пришлось ночевать в Жихареве, на восточном берегу Ладоги, за блокадным кольцом. «Поздно вечером мы собрались спать. Небольшого роста Карпов улегся на короткую кровать, Алексей Николаевич – на обычную. Пока он раздевался, я вышел в коридорчик и вернулся с двумя полушубками, которые начал раскладывать на полу. Алексей Николаевич, приподнявшись, некоторое время смотрел на мои приготовления, а затем тоном, не терпящим возражения, сказал: – Вы что это надумали? На полу дует, кровать у меня широкая – марш ко мне.

Я начал было отговариваться, но он решительно подвинулся к стене, положил рядом со своей подушкой вторую, и я бочком примостился рядом». Так и проспали руководитель и подчиненный на одной кровати – несколько часов беспокойного военного сна, которые не забываются.

Испытание войной Косыгин прошел так, что заставил вспомнить о своих предшественниках – спасителях России. Именно военные испытания сформировали оставшиеся в памяти поколений образы гражданина Минина и князя Пожарского. В условиях ХХ века нашим полководцам были необходимы такие энергичные организаторы хозяйства, как Косыгин.

В военные годы Косыгину поручались самые ответственные задания – заготовка топлива, эвакуация заводов и населения, снабжение освобожденных территорий. И Алексей Николаевич не оплошал, а только укрепил свой авторитет. И в шестидесятые, и в семидесятые годы конкуренты Косыгина в сложной политической борьбе, неизменно сопутствующей высшим руководителям, только разводили руками перед памятью о военных подвигах Косыгина, неустанного организатора нашего тыла в 1941—1945 годы.