Дальневосточные путешествия и приключения. Выпуск 11

Особенно запомнился мне рассказ Василия об одной неудачной зимней охоте. Он отправился без напарников на лыжах промышлять в районе реки Тормасу. Поставив на ночь палатку, зажег свечу и начал дозаряжать патроны. Неожиданный порыв ветра опрокинул свечку на банку о порохом, который мгновенно вспыхнул перед самым лицом охотника и ослепил его. Василий дождался утра и окончательно убедился, что ничего не видит. На ощупь собрав поклажу и нацепив лыжи, он двинулся к дому. Более сорока километров прошел он, прежде чем добрался до селения. Неожиданно ослепший человек, затерянный где-то в горно-таежной глухомани, не растерялся и в одиночку спокойно преодолел путь, который и для зрячего был бы нелегок, Василий настолько хорошо знал тайгу, что отчетливо представлял, где в каждый момент своего слепого маршрута он находился. Время и помощь врачей сделали свое дело — его зрение полностью восстановилось. И снова он на охотничьей тропе...

Я неоднократно убеждался в его охотничьем мастерстве и таланте следопыта. Но вместе с тем он очень бережно относился к животному населению тайги. Из двух лосей, отданных нам по лицензии на отстрел, Василий добыл только одного. И причина заключалась не в том, что он не мог добыть и другого. Просто один раз попалась лосиха с теленком, и он не стал стрелять, а в другой — уже подняв карабин, опять воздержался от выстрела.

— Зачем нам много мяса, продуктов и так хватает, да еще и рыбы много, — аргументировал он свой поступок.

Меня всегда занимал вопрос, каким образом народности, не имевшие письменности, несли через века и сохранили информацию о своей прошлой истории. Конечно, это должны быть изустные предания. Но ведь они, трансформируясь от поколения к поколению, могли очень сильно измениться. Насколько точно повествуют они о «делах давно минувших дней»? Один случай убедил в высокой степени сохранения смысловой достоверности такого рода передач. Как-то, беседуя о прошлом удэгейского народа, Бого сказал, что очень-очень давно удэгейцы жили не только на севере, но и на юге Сихотэ-Алиня; особенно много их было вдоль побережья моря. И тут Бого почти процитировал записанное еще в 1908 году В. К. Арсеньевым высказывание старых удэге, которые утверждали: раньше их было так много, что лебеди, летевшие от реки Коппи до залива Ольги, становились черными, от дыма, поднимавшегося из великого множества удэгейских юрт. И еще узнал я, что давным-давно большая война была на Сихотэ-Алине, и принесла она несчастье и горе всему народу.

Невольно вспомнился рассказ Василия, когда мы проплывали мимо скал Надгэ. Каменные останцы причудливых очертаний венчали здесь отвесные обрывы левого берега Анюя. В некоторых ракурсах эти останцы напоминали животных, а один из них весьма походил на печально склонившуюся фигуру женщины.

— Это и есть Надгэ, — сказал Василий и поведал мне романтическую повесть. В очень давние времена жила на Анюе Надгэ со своим мужем. Он был сильным и удачливым охотником, и в их юрте всегда было много мяса. Они любили друг друга. Но однажды началась большая война, и ее муж ушел на юг защищать свой край. Прошла зима, лето, и еще зима и лето, а он все не возвращался. Тогда Надгэ поднялась на высокий обрывистый берег Анюя и стала смотреть в ту сторону, откуда должен был вернуться ее муж. Она ждала его. И так долго ждала, что превратилась в камень. Вот с тех пор и стали называть ее именем эти скалистые обрывы.

Не правда ли, какая трогательная и красивая повесть! Эта преданная удэгейская женщина чем-то напомнила мне Ярославну на крепостной стене, ожидавшую возвращения мужа из ратного похода.

Мы миновали крупные правые притоки Анюя — Гобилли и Дымни, по которым в 1908 и 1927 годах В. К. Арсеньев сворачивал с Анюя, пересекая водораздел Сихотэ-Алиня. Начинался наиболее трудный участок маршрута. В верхнем течении русло Анюя имеет такой уклон, что падение его хорошо видно на глаз. Порожистые участки я широкие перекаты то и дело поднимались перед нами. В изобилии, загромождая реку, встречались огромные валуны и каменные глыбы. Иногда приходилось вылезать из батов и, приладив веревки, тащить их на манер бурлаков, Зато приглубые участки плесов с относительно слабым течением были приятной наградой за штурм перекатов. Здесь и рыбы было куда больше, чем на быстрине. В те годы она в Анюе водилась в изобилии. Чаще всего встречались ленки, таймени, а осенью заходила и красная нерестовая рыба. Уха, жареная и печеная рыба почти каждый день украшали наше меню. Попробовали мы и талу — сырое рыбное филе, мелко изрубленное ножом и сдобренное солью.

Удэгейцы не только отменные охотники, но и отличные рыбаки, хотя совершенно не признают удочек. Основное орудие лова — острога на длинном древке. Уложенная вдоль борта бата, она всегда под рукой. Вот тенью мелькнула недалеко от лодки какая-то рыбина. Мгновенный бросок остроги — и большой ленок килограмма на два-три уже бьется в руках удачливого рыболова. С крупными тайменями, вес которых измерялся уже десятками килограммов, поступали иначе. Пытаться вытащить такую добычу из воды сразу — дело безнадежное. Поэтому, вонзив в тайменя острогу, Бого или Василий выпускали ее из рук и ждали, пока могучая рыбина не выдохнется, и лишь тогда втаскивали ее в лодку. Сколько мы ни пытались овладеть искусством обращения с острогой — ничего из этого не вышло. Неумелое плюханье ее в воду вызывало только искреннее веселье удэгейцев. Зато наши спиннинги небездействовали.

С подобным способом лова они столкнулись первый раз и с интересом, смешанным с изрядной долей сарказма, наблюдали, что же получится из такой пустой затеи. Но когда на блесну попался крупный ленок, настроение хозяев тайги заметно изменилось. И уж когда удалось вытащить первого тайменя, Василий не выдержал и попросил попробовать спиннинг. Я ему охотно передал «чудо техники», втайне надеясь «зять реванш за свои неудачи с острогой. Человек, впервые берущий в руки спиннинг, ну просто обязан сделать «бороду» — запутанный клубок лески, мучительно и долго распутывая который должен проникаться уважением к своему более опытному товарищу. Но мои надежды были тщетными. Василий с первого же раза метнул блесну довольно далеко, а его второй, третий броски уже не уступали нашим. И никакой «бороды»! Исключительная внимательность и мысленное моделирование любого нового дела, обеспечивающие бесспорный успех в овладении им, видимо, являются отличительной чертой «лесных людей». Для них, привыкших с детства распутывать звериный след по едва заметным отпечаткам или сдвинутой хворостине, мелочей не существует. От их зоркого взгляда ничто не укрывается. И в этом залог успеха почти в любом деле, за которое они берутся. Несмотря на явные успехи, спиннинг не вызвал восхищения у Василия. Он вытащил пару крупных рыбин, но свое впечатление выразил кратко: «Руками машешь много, а рыбы мало». Для человека, привыкшего к тому, что каждый взмах острогой сопровождался верной добычей, броски спиннинга впустую представлялись лишней тратой времени. Осенью, перед расставанием, я подарил Василию свой спиннинг. Он вежливо поблагодарил, но повесил его на стенку, в качестве сувенира, вряд ли намереваясь использовать в дальнейшем это новшество.