Александр Липков - Толчок к размышлению, или Все о сортирах

Занятно, но сама плата за электроэнергию существенного значения во взаимоотношениях жильцов не имела («цена электроэнергии ни в СССР, ни в сегодняшней России никогда не была высокой даже для тощего кошелька среднего обитателя коммунальной квартиры», — пишет Утехин), важно было иное — социальная справедливость!

В подтверждение правоты указанных научных выводов вспомним классику «Золотого теленка» Ильфа и Петрова. Вы, конечно, поняли, что речь пойдет о том самом эпизоде в «Вороньей слободке», где Васисуалия Лоханкина подвергают порке за непогашенную в сортире лампочку:

«— На помощь! — шепотом произнес Васисуалий, устремляя безумный взгляд на Люцию Францевну.

— Свет надо было тушить! — сурово ответила гражданка Пферд.

— Мы не буржуи — электрическую энергию зря жечь, — добавил камергер Митрич, окуная что-то в ведро с водой.

— Я не виноват! — запищал Лоханкин, вырываясь из рук бывшего князя, а ныне трудящегося Востока.

— Все не виноваты! — бормотал Никита Пряхин, придерживая трепещущего жильца.

— Я же ничего такого не сделал.

— Все ничего такого не сделали.

— У меня душевная депрессия.

— У всех душевная.

— Вы не смеете меня трогать. Я малокровный.

— Все, все малокровные.

— От меня жена ушла! — надрывался Васисуалий.

— У всех жена ушла, — отвечал Никита Пряхин.

— Давай, давай, Никитушко! — хлопотливо молвил камергер Митрич, вынося к свету мокрые, блестящие розги. — За разговорами до свету не справимся.

Васисуалия Андреевича положили животом на пол. Ноги его молочно засветились. Гигиенишвили размахнулся изо всей силы, и розга тонко запищала в воздухе.

— Мамочка! — взвизгнул Васисуалий».

Не могу не сослаться и на другого классика — на Михаила Зощенко, тем более что, по мнению Андрея Донатовича Синявского (Абрама Терца), в изучении советского быта он для нас — «самый главный писатель и свидетель». В рассказе «Гости» задолго до научного исследования И.Утехина Зощенко обратил свое пристальное внимание на проблему лампочек в коммунальных туалетах.

«Во время игры в щеточку открывается дверь, заходит мадам Зефирова, бледная как смерть, и говорит:

— Это, говорит, ну, чистое безобразие! Кто-то сейчас выкрутил в уборной электрическую лампочку в двадцать пять свечей. Это, говорит, прямо гостей в уборную нельзя допущать.

Начался шум и треволнение. Папаша Евдокимыч, конечно, протрезвился вмиг, начал беспокоиться и за гостей хвататься.

Дамы, безусловно, визжат, не допускают себя лапать.

— Хватайтесь, — говорят, — за мужчин, в крайнем случае, а не за нас.

Мужчины говорят:

— Пущай тогда произведут поголовный обыск.

Приняли меры. Закрыли двери. Начали устраивать обыск.

Гости самолично поочередно выворачивали свои карманы, и расстегивали гимнастерки и шаровары, и снимали сапоги. Но ничего такого предосудительного, кроме нескольких бутербродов и полбутылки мадеры, двух небольших рюмок и одного графина, обнаружено не было.

Хозяйка, мадам Зефирова, начала горячо извиняться — дескать, погорячилась и кинула тень на такое избранное общество. И высказала предположение, что, может быть, кто и со стороны зашел в уборную и вывинтил лампу.

Однако момент был испорчен. Никто играть в щеточку не захотел больше, танцы под балалайку тоже расстроились, и гости начали тихонько расходиться.

А утром, когда хозяин продрал свои очи, все выяснилось окончательно.

Оказалось, что хозяин из боязни того, что некоторые зарвавшиеся гости могут слимонить лампочку, выкрутил её и положил в боковой карман.

Там она и разбилась.

Хозяин, видимо, круто налег на нее, когда заснул на подоконнике».

Автор «Очерков коммунального быта», касаясь освещения исследуемого им предмета в художественной литературе, не присоединяется к обличительному запалу некоторых писателей, но со свойственным его перу бесстрастием констатирует: «Многие наблюдаемые сегодня факты иллюстрируют склонности и черты характера, многократно высмеянные сатириками». Наблюдаемые сегодня (!)… Не когда-то… Не перевелись ещё в отечестве коммуналки, а уж коммунальной психологии несть конца.

Исследование Утехина подкрепляют красноречивые иллюстрации, одна из которых изображает сортирную стенку с висящими на гвоздях овалами стульчаков. Такие семейные и личные стульчаки, весьма в свое время обычные, сообщали их владельцу уверенность, что, подкладывая под зад свой «чистый» стульчак, он избавлен от соприкосновения с «грязным» унитазом ли, чужим ли стульчаком, коих касались сомнительные седалища соседей. Хотя кто поручится, что твоим стульчаком кто-то не воспользовался — скажем, несведущий гость или тот же сосед в подпитии (в трезвом виде не перепутал бы: чужое — грязное)?

Благодаря тому же Утехину могу воспользоваться цитатой из вышедших в Париже материалов художника-концептуалиста Ильи Кабакова «На коммунальной кухне»: «Сегодня страшный скандал произошел в туалете… Кто-то пришел к Ведерниковым, они ему отперли туалет, а стульчак не дали, и он залез на унитаз «орлом», а унитаз и так слабо держался, а тут стал качаться. Закачался и бачок с водой, две этих палки, что его подпирали, вылетели, бачок упал, и вся вода залила коридор…»

Эту то ли быль, то ли легенду я услышал в конце 50-х, в пору всеобщих коммуналок и только начинавшегося строительства хрущоб.

Некий молодой муж так переживал по поводу измен своей жены, что решил повеситься. Правда, не по-настоящему, а, так сказать, понарошку, с помощью им самим придуманной конструкции — со стороны она создавала полную видимость самоубийства. «Пусть, — думал он, — жена увидит, как я страдаю. Она устыдится и опомнится».

Короче, к моменту, когда жена обычно приходила с работы, он наладил в сортире свою конструкцию и, услышав звонок в дверь, повис в воздухе. Через несколько минут дверь в сортир приоткрылась и тут же захлопнулась. Оказалось, это была не жена, а сосед, поначалу оторопевший от увиденного. Правда, через несколько минут он очень даже пришел в себя и открыл дверь снова. Молодому мужу ничего не оставалось, как по-прежнему изображать удавленника. Сосед осторожно зашел в сортир и аккуратно стал снимать с руки повесившегося часы. Повесившийся обиделся и с размаху врезал мерзавцу по морде.

Дело разбиралось в народном суде. Повесившемуся дали 15 суток за хулиганство. Вот какие страсти кипели за безликими дверями коммунальных туалетов!

В коммунальной квартире заметили, что кто-то постоянно подтирается пальцем. И потом, гад, — об стенку! Быстро сообразили, кто это делает. Профессор из четвертой комнаты! Было замечено, что, выходя из туалета, он всякий раз сразу же идет мыть руки.