Колин Уилсон - Орден Ассасинов

Мотив возмущения можно увидеть в преступлениях бессмысленного насилия, особенно в Америке. Стала возрастать проблема «снайперской стрельбы»; снайпер обычно стрелял из слегка приоткрытого окна или из-за парапета на крыше, где его вряд ли бы заметили. В Нью-Йорке обострилась проблема, связанная с тем, что снайперы из Гарлема стреляли с крыш по проезжающим поездам. Двадцать лет назад психологи решительно заявили, что снайпер ведом сексуальной агрессией; ружье заменяет ему пенис. В наше время агрессия чаще всего социальна. 3 июля 1968 года мужчина вскарабкался на крышу туалета на детской площадке в Централ парке, Нью-Йорк, и начал стрелять наугад; восьмидесятилетний мужчина и двадцатичетырехлетняя девушка были убиты до того, как снайпера застрелила полиция; он оказался болгарским эмигрантом «с глубоко затаенным отвращением к коммунизму», который, казалось, обратился в глубоко затаенную ненависть к Американскому обществу.

Читатели, которые восторгаются мрачными произведениями Ф. Г. Лавкрафта, могут вспомнить в связи с вышеописанными замечаниями отрывок из его самого известного рассказа - «Зов Ктулху». Ктулху - главный из «древнейших» монстров, которые когда-то обитали на земле, но уничтожили свою цивилизацию из-за применения черной магии; Ктулху лежит в трансе на дне Атлантического океана, но приближается время его возвращения, и художникам по всему миру снятся ужасающие сны о величественных инопланетных городах. И профессор, который догадывается о том, что происходит, собрал газетные вырезки, в которых разоблачается вторжение странных физических воздействий:

Это было ночное самоубийство в Лондоне, когда одинокий спящий выпрыгнул из окна, издав ужасающий крик. Более того, это сопровождалось бессвязным письмом к редактору газеты в Южной Америке, в котором излагались фанатичные выводы о зловещем будущем из видений, которые к нему приходили. Официальное сообщение из Калифорнии описывает колонию теософов, которые надевают белые мантии en masse [35] Все вместе - фр. - Прим. перев . для некого «восхитительного исполнения», которое никогда не придет, в то время как сообщения из Индии осторожно свидетельствуют о серьезных местных восстаниях, происходящих в конце марта. Оргии вуду распространяются на Гаити, а из отдаленных африканских деревень сообщают о зловещих бормотаниях. На Филиппинах американские офицеры нашли определенные кланы, которые беспокоятся о наставших временах, а в ночь с 22 на 23 марта полиция Нью-Йорка была окружена истеричными жителями Леванта. Запад Ирландии тоже полнится дикими слухами и легендами, а художник-фантаст по имени Ардуа-Бонно выставляет богохульную картину «Ландшафт Грез» в парижском салоне весной 1926-го года. Количество проблем в сумасшедших домах настолько побило все рекорды, что только чудо могло удержать медицинскую братию от того, чтобы заметить странный параллелизм...

Некоторые понимали, что если бы это было написано в 1971 году, а не в 1928, Лавкрафт мог бы добавить убийства Мэнсона, убийство семьи Охта, каннибализм Дина Бейкера, убийцу Зодиака...

Литературная параллель более многозначительна, чем то, что лежит на поверхности. Работы Лавкрафта - нечто гораздо большее, чем гротескный эскапизм. Когда он говорит о «богохульном» ландшафте грез, он не подразумевает, что он содержит непристойную насмешку над христианской религией, а что в нем содержится что-то ужасающее, пугающее, отвратительное, что-то подобное тем необычным грибовидным тварям на картинах Иеронима Босха Его творчество - это романтизм, который становится угрюмым, как будто кислым и горьким на вкус; вместо того, чтобы отвернуться, подобно Шелли и Китсу, обратившись к воображаемому царству грез, он создает ночные кошмары, которые помогают облегчать его отвращение к современной западной цивилизации. Он любил слово «отвращение» с его намеком на отвращение от прикосновения к чему-то скользкому, напоминающему слизняка. Он писал в одном письме об «отвратительных азиатских ордах, которые волочили свои грязные туши по улицам, где когда-то ступал белый человек», а в другом письме - о своем «безумном внутреннем отвращении» к семитским типам, которые заполонили Нью-Йоркскую подземку, и говорил о том, что зачастую он ловит себя на мысли, что может убить нескольких из них. Это чувство напоминает некоторые отрывки о евреях из «Майн Кампф». Но было бы ошибкой наклеить на Лавкрафта ярлык неисправимого расиста. Ненависть - это застывший романтизм, неудовлетворенная потребность в красоте. (В случае Гитлера антисемитизм возник в Вене в те годы, когда он был молодым художником, не пользующимся успехом и живущим в ночлежках). Это снова «любовь, пустившая корни в глубоком аду».

Гитлер был вдохновлен большой странной работой под названием «Основы девятнадцатого века» англичанина Хьюстона Стюарта Чемберлена; книга была издана (на немецком языке) в Вене в 1899 году. В ней говорится о двух «чистых» расах, евреях и арийцах, и о грязных смешанных потомках обитателей Средиземноморья. Автор бросает долгий ностальгический взгляд на наследие древней Греции и Рима и заканчивает тем, что немцы - истинные наследники всей античной славы. (Он говорит, что Иисус почти наверняка был арийцем.) Чемберлен приводит доводы, - убедительные, - что немецкая культура является величайшей в Европе, что ее музыка, литература и философия превосходит достижения любой европейской страны в тех же областях. Чемберлен считает, что будущее Запада находится в руках этой нации, которая дала Баха, Бетховена, Гете, Канта, Гегеля, Вагнера...

Гитлер был глубоко впечатлен всем этим, а так же музыкой Вагнера и философией Ницше. (Он слушал все оперы Вагнера множество раз.) Сам Вагнер является еще одним идеалистом немецкого прошлого - мейстерзингеров Нюрнберга, тевтонских рыцарей; в то время как духовной родиной Ницше была классическая Греция. Так что нацизм следует рассматривать как идеалистический бунт против тех аспектов современного мира, которые ненавидел и Лавкрафт: материализма и упадка культуры. «Отвращение» Лавкрафта выражалось в видении отдаленного, кошмарного прошлого, которое все еще делает набеги на современный мир; гитлеровское «отвращение» выплеснулось в Бухенвальде и Белсене. Гитлер однажды заметил (Герману Раушнингу), что хотя он не в большом восторге от Гете, он признает его за его строку: «В начале было дело» [36] «Im anfang war die Tat». Faust, line 1237. . «Чтобы желание и действие не вызвало эпидемии», - сказал Уильям Блейк, выражая ту же идею. Гитлер желал и действовал; Лавкрафт желал и не действовал. Но иногда мы понимаем дух, лежащий в основе его произведений, с их «богохульными» ужасами и монстрами, мы также понимаем что-то важное о Нормане Джоне Коллинзе, и убийце-Зодиаке, и о Чарльзе Мэнсоне, и об Иэне Брейди. Основной дух работ Лавкрафта - тот же, что и в произведениях де Сада. В них есть желание шокировать, погрозить своим кулаком перед лицом современной цивилизации. И использование ужаса - это главное для достижения его цели. На самом деле, многие из рассказов Лавкрафта можно, скорее, отнести к научной фантастике, чем к ужасам. Огромные подземные города, построенные миллион лет назад, создания из космических пространств: подобные темы не должны непременно ужасать. Лавкрафт предпочитал помещать их в контекст жанра ужасов, потому что рассказы ужасов выражают агрессивность, а научная фантастика - нет. В рассказе «Безымянное» [37] «The Unnamable». писатель, сочиняющий рассказы ужасов, замечает, что один из его рассказов в 1922 году появился в журнале, но большинство магазинов «убрали журнал со своих стендов из-за жалоб глупых молокососов». На самом деле что-то подобного рода случилось в 1924 году; но рассказ, который вызвал фурор, был не Лавкрафта, а С. М. Эдди, и назывался «Полюбивший Смерть», а был опубликован в журнале «Зловещие рассказы» и подвергся нападкам больше за непристойность, чем за устрашение молокососов. Это история о некрофиле, который стал сексуальным убийцей. Рассказчик говорит о своем детстве: «Строго аскетичный, бледный, слабый, низкорослый, подверженный затяжным периодам болезненной замкнутости, я был подвергнут остракизму со стороны здоровых, нормальных подростков моего возраста...» В возрасте шестнадцати лет он видит своего мертвого дедушку: «Мрачные, злобные излучения, которые, казалось, излучал труп, задержали меня притягательным очарованием». Но через две недели этого нездорового возбуждения он возвращается к своей обычной «вялости прежнего времени» (которая кажется подобной «инфантильному аутизму» ван Зона). После смерти родителей он стал помощником владельца похоронного бюро, и каждый труп приносил «возвращение того восторженного смятения чувств в артериях, которое превращало мою неприятную задачу в одну из любимых глубоких привязанностей». Он недвусмысленно добавляет: «Но каждое плотское наслаждение требовало своей дани». Он становится кем-то вроде Джека Потрошителя, совершая (не указанные) «гнусные злодеяния» - время от времени ему даже присылали на бальзамирование трупы его жертв («О, редкие и восхитительные воспоминания!»). После того как его поймали с трупом в объятиях, его уволили, но, к счастью, в 1914 году началась война, которая дала ему четыре года «необыкновенного наслаждения». Вернувшись в Америку, он продолжал совершать преступления в стиле Джека Потрошителя, пока убийство семьи не навело полицию на его след; он пишет свой рассказ, припав к земле на кладбище, слушая лай бладхаундов, которые приближаются все ближе и ближе...