Виктор Точинов - Дорога к Мертвой горе – 2, или По следам группы Дятлова

Илл. 41. Сопроводительное письмо к фотоаппарату Золотарева № 2, отправленному его матери.

Мне довелось задать вопрос о третьем фотоаппарате одному из немногих доживших до наших дней участников извлечения тел последней четверки дятловцев из оврага. Речь о Владимире Аскинадзи. Именно его зонд нащупал на дне оврага труп Люды Дубининой. Кто, как не он, думалось мне, сможет осветить непонятную историю.

Ответил заслуженный ветеран лаконично: «Вопрос по фотоаппаратам не ко мне, а к следователям! У нас тогда у каждого были свои задачи и обязанности».

Ценю юмор Владимира Михайловича. И при оказии непременно попробую связаться с Ивановым или Темпаловым при помощи спиритического блюдца.

А если серьезно, то отсутствие ответа — тоже ответ. Человек стоял рядом, на краю оврага, когда из него поднимали тела, — какие у него были в тот момент «свои задачи и обязанности»? Ему поставили задачу крепко зажмуриться? Или обязали позже держать рот на замке?

Если на груди Золотарева нашли пустой футляр, или если в нем был фотоаппарат, пострадавший от талой воды, с безнадежно испорченной пленкой, — зачем скрытничать, напускать туман и посылать к умершим следователям?

В своих построениях я исходил из того, что Семен успел отдать «плохишам» деньги из футляра. Но та же ситуация могла развиваться чуть иначе. Мог и не отдать, услышав, какова цена вопроса и сообразив, что денег надо выложить на порядок больше, чем у него есть. И сразу попытался разрешить конфликт силовым путем.

Тогда футляр был извлечен солдатами внутренних войск из оврага отнюдь не пустым. А что с ним случилось дальше, гадать не хочется, к дятловской трагедии это имеет отношение не большее, чем грызня за общие деньги группы «Хибина».

Уже стемнело, когда мы добрались с аэродрома до гостиницы «Радуга». Однако культурная программа от «Дикого Севера» на тот день еще не исчерпалась. Предстоял ужин в сауне.

— Без меня, — категорически сказал Данил. — Я в койку и отключаюсь.

Мы с Юрой переглянулись и решили съездить. И время, и ужин все равно оплачены.

Ну, съездили. Подробности едва ли кому-то любопытны, тем более что самое интересное началось по возвращении: меня догнал Холатчахль.

Выяснилось это, когда попробовал уснуть в своем номере. Вымотался так, что казалось: едва коснусь головой подушки, тут же усну беспробудным сном.

Как бы ни так. Взбудораженный мозг ни в какую не желал отключаться. Едва закрывал глаза — перед внутренним взором начинал крутиться дикий калейдоскоп из реально виденного и порожденного собственным воображением, и пейзажи реального Холатчахля мешались с теми, что представлял при написании «Дороги…», а реальный и спокойный Юра соседствовал с нервным и бесшабашным авантюристом Роговым.

Случалось со мной такое и раньше. Когда завершал книги, особо меня зацепившие, — мозг, войдя в туброрежим, ни в какую не желал из него выходить, продолжал генерировать очень зримые продолжения уже завершенной истории. Разница в том, что в этот раз я никакой книги не написал, а симптомы проявлялись гораздо сильнее и дольше.

В общем, так и не уснул до утра. Несколько раз ложился и, поворочавшись в бесплодных попытках отключиться, снова вставал.

Кое-как дождался рассвета, злой и мрачный. Но оставалась надежда выспаться в машине, в тот день нам снова предстоял почти тысячекилометровый путь по дорогам Урала от Нягани до Екатеринбурга. И снова обломался. Маршрут мы преодолели в расчетный срок, без ненужных приключений, и к вечеру въехали в Ебург. Вот только поспать в дороге не удалось от слова «совсем». Едва закрывал глаза — снова перед мысленным взором вставала безумная свистопляска людей и событий, персонажей и сюжетных поворотов.

Подозреваю, что в тот вечер я напоминал со стороны труп — плохо, не до конца воскрешенный начинающим некромантом. Кое-как вселился в номер отеля, кое-как поплелся на ужин в ближайший ресторанчик с балканской кухней. Уныло сидел там, ковыряя вилкой в салате по-сербски. Все на автопилоте, с нестерпимым желанием отключиться, и с пониманием: не получится.

Не знаю, в какой мере в происходившем было виновато воздействие Холатчахля, а в какой — особенности моей психики. Но результат наложения одного на другое был налицо.

На Данила перевал воздействовал так, на меня этак, и лишь Юра никаких изменений в физическом и ментальном состоянии не отметил. Разрядившийся планшет — вот и весь его убыток от происков Холатчахля.

Раньше из такого «турборежима», сопровождаемого тотальной бессонницей, я выходил медикаментозными способами. Таблетки под названием феназепам замечательно помогают утихомирить взбудораженный мозг. Но продают это лекарство строго по рецепту, выписать его у врача и прихватить с собой упаковку я не догадался (кто ж ждал такого), а затевать в чужом городе квест по незаконной покупке «колес» казалось заведомой авантюрой, тем более в моем тогдашнем состоянии.

Попробовал универсальное русское лекарство под названием водка «Белуга». Не помогло. Организм плевать хотел на снотворное действие этилового спирта, а слишком увеличивать дозу я не рискнул.

Еще одна ночь без сна окончательно привела в зомбообразное состояние. А с Юрой и Данилом я распрощался еще вечером, поскольку рейс на Питер вылетал ранним утром. И уж теперь-то я проспать не боялся… Боялся другого: что и в самолете не усну, и дома, что окончательно меня доконает проклятый Холатчахль. Вот недаром же высшие силы предупреждали меня в Ивделе: не езжай туда, добром не кончится. Какие только дурные мысли не приходят в голову, изнуренную бессонницей.

Вышел из отеля к вызванному такси, и оказалось, что мы притащили зиму за собой с Мертвой горы: на Екатеринбург сыпался первый снег, изо рта вырывался пар. Позже узнал, что на весь Урал обрушился в ту ночь холодный атмосферный фронт — и в Челябинске, и в других местах наблюдалась под утро та же картина. «Бабье лето» закончилось, словно терпеливо дожидалось, когда же мы завершим путешествие.

В здании аэровокзала обнаружился неожиданный побочный эффект от бессонницы, длившейся третьи сутки. Резко, скачком, упало зрение (дома проверил его по таблице, применяемой окулистами, и выяснил, что стал хуже видеть примерно на тридцать процентов). Понял это, когда пытался прочитать строчки на табло с расписанием вылетающих рейсов, и встревожился не на шутку… Всевозможные психические дисфункции еще ладно, но вот такой конкретный удар по физиологии от щедрот Холатчахля… это уже перебор.

Универсальное лекарство, приобретенное в буфете аэровокзала, привело лишь к напрасной растрате денег и ресурсов печени: три бесконечных часа в кресле авиалайнера я провел, бодрствуя, и сполна вкусил все прелести аэрофобии.