Василий Ворон - Выпало в Империи родиться

Преподаватель НВП или в просторечии военрук, проводя между нами внеклассную работу, заманил четверых из класса на дополнительные занятия. Среди них был и я. Мы приходили после уроков в кабинет и стреляли из пневматической винтовки по мишеням. Это было интересно. Меня даже хвалили: я стрелял довольно метко. Как-то, когда я был совсем подросток, и, будучи с родителями на очередном курорте, я стрелял в тире из той же духовой винтовки по мишени. И мне выдали значок «Меткий стрелок». Уж не знаю, показал ли я выдающиеся результаты, или меня просто поощрили как ребенка, но после я действительно неплохо стрелял. На занятия у нашего военрука я принес из дому пластмассового солдатика и мы расстреливали его из мелкашки… Мне до сих пор стыдно за это перед своими игрушками. Еще на подобных занятиях можно было побегать с автоматом Калашникова по кабинету, что на обычных занятиях было невозможно. Однажды весь класс повели в соседнюю школу, которая находилась рядом с моим домом. Оказалось, что в их подвале был оборудован настоящий тир и мы стреляли там из позиции лежа по мишеням из мелкокалиберных пневматических винтовок. А еще, в последний учебный год, всю мужскую половину класса посадили в автобус и отвезли в одну из подмосковных военных частей. Там я впервые в жизни стрелял из АК-47 и был в шоке не только от звука настоящих выстрелов, но и от гадкого запаха порохового газа.

Все десять лет, которые я провел в школе, я учился в первую смену, даже представления не имея, как это другие дети в других регионах ходят учиться днем, а не с утра. Занятия начинались в 8.30, далее шли два урока по 45 минут каждый с перерывом в 10 минут, и после была большая перемена. Она длилась 20 минут. Так, помнится, было у нас, а вообще большая перемена могла длиться и полчаса. Учились мы шесть дней в неделю, по субботу включительно. В начальной школе (с первого по третий класс) уроков было по 4 в день, потом могло быть и 5-6. Кажется, только у младших классов большая перемена была после второго урока, в старших – после третьего. Это было сделано, чтобы разделить потоки в столовой, где проходил завтрак. В начальной школе все три года детей вел один учитель, дети имели свой учебный кабинет. После начальной школы ученики перемещались из кабинета в кабинет, в зависимости от того, какой предмет стоял по плану.

Наша школа была типичным сталинским строением: пятиэтажная, с высокими потолками и с пристройкой с тыльной стороны в виде спортивного зала. На фасаде школы были барельефы классиков русской литературы: Пушкина, Толстого, Горького и Маяковского. На первом этаже были раздевалки, столовая, кабинет директора, кабинет зубного врача. Еще мастерские для мальчиков для уроков труда и менее обширное помещение, по сути обычный класс для занятий по домоводству для девочек. Мастерских было две – для слесарных работ, где пахло железом и для столярно-плотнических работ, где витал уютный аромат дерева. На первом же этаже с тыла был переход в спортивный зал, дебаркадер для разгрузок машин (туда привозили завтраки и обеды). Еще можно было спуститься в подвал, где была раздевалка для уроков физической культурой или, привычнее, физкультурой или совсем просто физрой.

Слева и справа от главного входа были лестничные марши. На втором этаже находились классы, где учились и безвылазно сидели учащиеся начальной школы. Там же, впрочем, имелись кабинеты преподавателей некоторых предметов и кабинет медицинской сестры, в котором могли измерить температуру, взять кровь на анализ и вообще оказать первую помощь, если таковая понадобилась. На каждом этаже с второго по четвертый были туалеты, слева для девочек, справа для мальчиков. Кстати, в старших классах, когда период гиперактивности был уже пройден, заходить на второй этаж, где носилась во время перемены мелюзга было утомительно и даже опасно: запросто могли врезаться на бегу. А получить в живот вихрастой головой было весьма неприятно.

На третьем этаже кроме кабинетов разных предметов еще была учительская и по соседству школьный музей. У нас там была экспозиция, посвященная 65 армии и ее командующему, генералу Батову. В музее кроме карты с боевым путем армии и личных вещей генерала имелись и ржавые каски, найденные на полях сражений и даже несколько уцелевших снарядов. Именно в музее нас принимали в пионеры. Лучших школьников столицы принимали в пионеры возле Красной площади, в музее Ленина. Мой друг, бывший в совете отряда школы и присутствовавший на мероприятии как комсомолец рассказал, как двое будущих пионеров упали в обморок: мальчик и девочка. Пацана даже увезли на «скорой».

На пятом этаже были кабинеты иностранных языков, школьная библиотека и большой актовый зал со сценой и рядами стульев.

Сама территория школы тоже была внушительная. На ней располагалось небольшое футбольное поле, беговая дорожка, оканчивающаяся песочницей для прыжков в длину, ряды турников и брусьев. Перед школой была большая заасфальтированная площадка, где проводились построения классов 1 сентября, стоянка для учебных автомобилей (о них будет сказано отдельно) и небольшой плац за зданием школы для отработки печатного военного шага (по-моему, мы там никогда не маршировали).

Необходимо заметить, что на входе в школу в советское время не было никакой охраны – ни милиции, ни каких-нибудь дяденек в форме ЧОП, как принято сейчас. В начале учебного дня, когда в школу шли учащиеся, на входе стояли дежурные с одним из учителей для проверки наличия сменной обуви и дневника. Тогда на улицах советских городов было весьма спокойно и родители, как правило, даже не провожали своих чад до школы и не встречали обратно. И гуляли мы без сопровождения родителей – начиная с определенного возраста, конечно. Чем же пугали родители советских детей? Иногда говорили, мол, не будешь себя хорошо вести, дядя милиционер заберет. Однако никто всерьез милиции не боялся. Напротив, если вдруг что-то случалось, звали именно человека в погонах. Со школы образ милиционера сливался с образом дяди Степы из стихотворения и мультфильма, и неукоснительно поддерживался в фильмах и сериалах. Милиционер не мог был плохим человеком. Разумеется, всё было не так радужно, люди везде разные, однако лишь с перестройкой и в лихих 90-х стало возможно изображать работников правоохранительных органов нелицеприятно, чуть ли не преступниками, что неправильно. После 8-го класса в рамках сдачи экзаменов, помнится, я писал сочинение на уже забывшуюся тему, однако речь там шла о противостоянии стран Варшавского договора и блока НАТО. Я решил тогда сравнить образ советского милиционера и заграничного полицейского. Сделать это было нетрудно, так как в новостной программе «Время» или какой-нибудь «Международной панораме» регулярно показывали репортажи из США или еще какой-нибудь цитадели демократии. Здесь годились даже образы полисмена из фильмов: у всех у них кроме оружия в кобуре непременно присутствовала на боку резиновая дубинка. По телевизору регулярно показывали, как полиция разгоняет какие-нибудь демонстрации граждан, применяя не только дубинки, но и резиновые пули и слезоточивый газ. У советского милиционера кроме пистолета и наручников ничего такого не было вплоть до перестройки.