Андрей Потапенко - Москва Стрешневых

Трещины в стенах библиотеки. В глубине – бывшая «кружевная спальня». Фото автора

Библиотека также обращает на себя внимание своим безотрадным видом. Во-первых, светло-зелёные стены обширно разукрашены пятнами забелки, а главное – в одной из стен (общей как раз с парадным Белым залом), прямо возле облицованой белым кафелем печи, в штукатурке проступили огромные трещины. Сквозь них видны обгоревшие в пожаре 1992 года, схваченные металлической строительной сеткой деревянные перекрытия старого дворца. Их открытие уже в 2010-е годы многое объяснило в пред- и послепожарной истории многострадального дома.

А когда-то здесь, в безвкусных, как отмечали исследователи, темных шкафах второй половины XIX века хранились и многочисленные книги века XVIII, тех самых просветителей – Вольтера, Руссо, Дидро, Монтескьё, которые нравились своим «вольномыслием», но чтение которых аристократию «белой кости» ни к чему не обязывало, было просто формой досуга; многие издания по архитектуре и искусству. «В глазах пестрят розовые обои с зеленоватым орнаментом, – пишет И.В.Евдокимов, – пунцовеет обивка диванов, черные грубые шкафы с книгами упираются в потолок, посредине какой-то киоск, павильон, рассекающий комнату на две неравные части… Нелепостью в таком вульгарном обрамлении кажутся чудесные тиснёные золотом переплёты старинных книг XVIII и даже XVII столетий, запертые в чудовищные шкафы некоего Николауса Энгельберга (1880 г.). Зачем тут книги, кому они нужны? – восклицает он. – Что понимали в них люди, создавшие себе такой беспощадный памятник?».

Следы пожара в трещинах стен бывшей библиотеки.

Фото автора

«Год назад (в 1923 г. – А.П.), – добавляет Евдокимов, – в библиотеке по стенам висело множество всякого старого и нового оружия. Его напрасно вынесли – оружие усиливало общий стиль комнаты, дополняло портретное сходство, дикообразные черты выдохшегося, протрухлявленного русского дворянства».

Начиная путешествие по залам дворца, мы уже говорили, что для его убранства характерна временна’я и вкусовая чресполосица, причём иной раз контрасты находятся совсем рядом и разделены только стеной. Здесь как раз тот случай. По соседству с классическими по своему убранству Белым залом и Голубой гостиной (Помпейской) и находились «упадочные» библиотека и особенно спальня княгини.

Но самое ценное, что здесь было – семейный архив Стрешневых, включающий рисунки и планы усадьбы, изучение которого в 1920-х годах значительно помогло в изучении истории самой усадьбы; как раз тогда и удалось восстановить уклад жизни в ней, внутренний распорядок помещичьего хозяйства и бытовые подробности. Архив, писал А.Н.Греч, «представляет немаловажный интерес как для истории подмосковной, так и вообще для раскрытия быта, социально-экономической жизни в богатой усадьбе XVIII – XIX века… То немногое, что сейчас известно, уже даёт ряд любопытнейших бытовых черт». Из материалов фамильного архива удалось узнать, что здесь был «редкостный птичник», множество собак, причем не охотничьих, а пресловутых домашних «мосичек», для которых готовились особые кушанья; здесь была и многочисленная дворня, свита крепостных, вольноотпущенных и домочадцев, окружавших хозяев усадьбы, в том числе и тот самый Ян Лигоцкий. Как раз по архивным материалам удалось установить точный год посадки знаменитой сосны перед фасадом – 1886-й.

Помимо бытовой стороны, архив дал и много художественных находок. В нем уцелел чертеж прежнего, елизаветинских времен, дома, выстроенного еще Петром Ивановичем Стрешневым, в манере расстреллиевской школы, крайне редкое изображение частновладельческой усадьбы середины XVIII века. Впоследствии усадебный архив был сдан в Государственный Исторический музей, где благополучно сохранился до нашего времени и еще ждет исследователей.

Из обстановки библиотеки исследователи отмечают овальный стол с раскрытыми книгами, большое интересное кресло для чтения со скамеечкой для ног и пюпитром, стоявшее у окна, причем К.В.Сивков отмечает, что здешняя библиотека, не идя ни в какое сравнение с библиотеками Архангельского или Остафьева, типична для того общественного слоя, к которому принадлежали Глебовы-Стрешневы.

Сохранились фотографии заполненных книгами шкафов, относящиеся к 1920-м годам. Одна из них запечатлела анфиладу через Белый зал (вместе с висевшей там люстрой) и портретную в направлении столовой. Шкафы заслоняют как раз ту самую стену, где сейчас в штукатурке проступили трещины со следами пожара.

Убранство потолка здесь не представляет собой ничего особенно выдающегося – только рельеф, повторяющий контур стен. По всей видимости, некоторые бытовые комнаты не отличались каким-либо высокохудожественным орнаментом потолков. Собственно, помимо парадных залов нарядные потолки были только в «тюлевой спальне» княгини и старом будуаре, в сторону которого мы и направляемся.

Следующая за библиотекой комната такая же невзрачная, как и кружевная (или тюлевая) спальня, и, по всей видимости, по той же причине – из-за брошенности реставрационных работ. Здесь тоже обширная побелка-грунтовка на стенах. Только если спальня всё-таки смотрелась радостнее за счёт свежей росписи потолков и особенно оранжевого цвета стен, то здесь стены грязно-розовые, а покраска явно осталась с советских времён и уже отслаивается от стен.

Это тот самый старый кабинет, впоследствии гостиная, стены которой в середине 1920-х годов были обтянуты серым холстом, дисгармонировавшим с обстановкой, что приводило А.Н.Греча в недоумение. Двумя годами позднее К.В.Сивков объяснил, что тем самым были скрыты стены, повреждённые пожаром. И.В.Евдокимов писал, что «Комната была испорчена Шаховской, оклеившей её скверными рыночными обоями вопиюще грубой тональности, совершенно неуместной как фон для находившихся в комнате старых предметов». И даже серый холст кажется здесь Евдокимову едва ли не подлинным: «Главмузей обтянул стены серым холстом и эта серая тональность кажется удачной».

Как видим, деревянные стены дворца в послереволюционные годы горели не один раз, причем явно в одном и том же северном крыле дворца – библиотека, стены которой до сих пор обуглены, находится сразу за стеной, а под здешним кабинетом потолки комнат до сих пор в копоти.

А когда-то посетители музея могли видеть здесь «кресла екатерининского времени, с вышитой цветами обивкой и вычурные столики-консоли с тонкой резьбой, к сожалению, сильно пострадавшие от времени, расписанные палевыми тонами» (А.Н.Греч). «В гостиной гарнитур красивой мебели екатерининского времени из крашеного дерева, – отмечает И.В.Евдокимов. – По работе, по форме мебель напоминает известную резную мебель из крашеного дерева в Останкинском дворце. По некоторой грубости и топорности выполнения резьбы, мебель, видимо, сделана русскими мастерами-крепостными. Не тех ли это мастеров-крестьян работа, посредством которой муж Елисаветы Петровны Глебовой-Стрешневой хотел доказать, что русские крестьяне способны „во всех отраслях искусства“: в выделывании паркетов, мебели, ковров, обработке мрамора и проч.».