Андрей Потапенко - Последняя подмосковная (Покровское-Стрешнево: неизвестные страницы)

Словом, усилиями Елизаветы Петровны хозяйство было поставлено на широкую ногу.

В самом доме Елизавета Петровна устраивает настоящий мемориал заслугам предков – вычерчивает генеалогическое древо; в портретной, в которую попадали гости, поднимаясь по лестнице, портреты Стрешневых представали в одном ряду с портретами их сановитых родичей – Романовых, и других знатных фамилий; собирает фамильные драгоценности (по всей видимости, среди них был и розовый бриллиант, подаренный Михаилом Фёдоровичем Романовым Евдокии Лукьяновне, похищение которого из спальни Евгении Фёдоровны Шаховской-Глебовой-Стрешневой наделало перед революцией много шума); детей и внуков с детства пичкает рассказами про заслуги Стрешневых, так что внук Фёдор Петрович, наследовавший усадьбу, даже приговаривал: «Мне эти Стрешневы надоели выше крыши» и как бы не в пику «бабеньке» переименовывает село и усадьбу в Покровское-Глебово, по фамилии деда, а в парке строит целый ряд дач, которые сдаются состоятельным людям, но уже не аристократических, а купеческих родов.

На бездетном Фёдоре Петровиче род снова оказывается перед угрозой исчезновения. У того были две сестры, но одна, Прасковья, вышла замуж за купца Томашевского и была вычеркнута из фамильной летописи (впрочем, и прожила она потом недолго), а вторая, Наталья Петровна, стала женой генерала Фридриха фон Бреверна. И формально мужу одной из их дочерей – князю Михаилу Валентиновичу Шаховскому, а фактически самой Евгении Бреверн, которая в свою очередь удачным замужеством приобрела титул княгини Шаховской, и была передана в 1864 году усадьба, а вместе с ней – и родовая фамилия. Чета стала называться князьями Шаховскими-Глебовыми-Стрешневыми.

Евгения Фёдоровна Бреверн (княгиня Шаховская-Глебова-Стрешнева), Портрет Р. Каза. 1860

В лице Евгении Фёдоровны усадьба приобрела новую, ещё более колоритную, нежели её прабабка Елизавета Петровна, владычицу – не просто крепкую, крутую хозяйку, но откровенно экстравагантную натуру. Коммерческая хватка и приложенные усилия (сказалась, наверное, немецкая кровь отца) способствовали тому, что после отмены крепостного права, формировавшего усадебный уклад, княгиня не только не привела усадьбу к разорению, как это происходило во многих других имениях, но, наоборот – перестроила её с невиданным размахом и сама превратилась в одну из богатейших женщин своего времени. У неё была яхта для круизов по Средиземному морю (и не одна! архивы донесли до нас их названия – «Веледа», купленная у герцога Леказ в 1905 г. и переименованная в 1907 в «Сан-Донато», а также «Семирамис» (в 1913—1915 гг.). Когда мимо имения прокладывали Виндавскую (ныне Рижскую) железную дорогу, то она заказала себе персональный железнодорожный вагон, рассчитанный и на широкую российскую, и на более узкую европейскую колею, посещала Висбаден (знаменитый Рулетенбург из «Игрока» Достоевского), схоронив там родителей и мужа, перестроила городской дом на Большой Никитской улице (сейчас там расположен театр «Геликон-опера»), при ней там появился знаменитый концертный белоколонный зал, а рядом – здание театра «Парадиз» (ныне театр им. Вл. Маяковского). Загородный дом в Покровском, в котором она и обосновалась после смерти мужа в 1892-м, она, начиная с 1880-х годов перестраивала практически постоянно, создав настоящий архитектурный винегрет из классических, «русских» (национально-романтических) и готических деталей, превратила его в итоге в подобие средневекового замка, выстроила вдоль прошедшей мимо усадьбы Волоколамской дороги причудливую кирпичную ограду с двумя башнями, обновила регулярный парк, оформив его лиственницами и статуями, заказанными во Флоренции… И наверняка сделала много бы чего ещё (сохранились планы и сметы строительства нового храма и богадельни), если бы не революция.

После 1917 года, изгнанная из усадьбы и потерявшая все владения, прошедшая через заключение на Лубянке, она смогла-таки выехать за границу и умереть в 1924 году в Париже в довольно преклонных годах (более 80 лет). А в усадьбе в 1919 году был открыт музей усадебного быта, просуществовавший до 1927 года. Часть помещений использовалась при этом под жильё (об укладе такого же музея в смоленской усадьбе Барышниковых Алексино прекрасно повествует М.М.Пришвин в повести «Мирская чаша»). С 1930-х годов её занял под свои нужды «Аэрофлот». Вначале там был санаторий для лётчиков, в войну госпиталь, в 1950-е годы филиал военного санатория в Архангельском, затем НИИ гражданской авиации.

На рубеже 1970-1980-х годов «Аэрофлот» задумал устроить в усадьбе дом приёмов зарубежных делегаций, для чего были приглашены реставраторы объединения «Спецпроектреставрация». С этого момента для усадьбы началось безвременье, к нашим дням слишком затянувшееся. По свидетельствам самих реставраторов, сложности с проведением реставрационных работ были связаны с противодействием заказчика, настойчиво стремившегося внедрить своё понимание необходимых работ, в корне противоречившее научному подходу к делу реставрации: достаточно сказать, что заказчик настаивал на перестройке деревянной, самой ценной, части дома, восходящей к началу 1800-х годов, в кирпиче и на первоочередных работах на и без того находящихся в гораздо менее плачевном состоянии кирпичных пристройках. Начавшиеся, наконец, во второй половине 1980-х годов работы были прерваны мощным пожаром в марте 1992 года, уничтожившим значительную часть дома, включая весь верх его исторической части. Затем утраченные части были восстановлены (уже к концу 1995 года), началась отделка помещений, но в конце десятилетия работы были свёрнуты, «Аэрофлот» отказался от усадьбы и она пошла по рукам, непрерывно ветшая.

С того времени на протяжении уже нескольких десятилетий усадьба глядит омертвевшими окнами на воссозданный в середине 1990-х храм Покрова, давший ей имя, а прихожане взирают на причудливый, но безнадёжно заброшенный усадебный дом, который всё это время никак не мог обрести рачительного хозяина и, что самое досадное, исследователя.

Особенный ущерб ей был нанесён уже в 2010-е годы нерадивыми лазателями и облюбовавшими её людями без определённого места жительства. Значительная часть убранства была вновь осквернена, уничтожена подлинная облицовка каминов, воссозданная в ходе реставрации в конце 1990-х годов, горели угловая башня и полностью восстановленная в те же 1990-е годы оранжерея. Лишь в 2017 году она обрела хозяина (ГБУ «Мосприрода» под кураторством Правительства Москвы), который, судя по уже предпринятым действиям, в состоянии восстановить «титулованную сироту».