Александр Афанасьев - Сталинизм. Книга 2. Тотальная Родина

Дело в том, что подобные «катехизисы» базировались на одной мысли – что этот мир можно и нужно быстро изменить одним волевым усилием. Вот эта концепция «изменить мир усилием воли», ее принятие – и стала мотором революции. Если бы эти люди не верили, что возможно построить некий новый мир, свободный от грехов мира старого, причем построить быстро, в пределах одного поколения – только надо разрушить и уничтожить мир старый, мешающий построению нового – ничего бы не было, никакой революции. Никто бы не пошел в террор и на виселицу, если бы знал что это невозможно.

Другой вопрос, что люди, которые знали что это невозможно были – правда не у нас. Я хочу поговорить о Томасе Вудро Вильсоне, 28-м президенте США, мыслителе, политологе и политике.

Всем Вильсон известен по его четырнадцати пунктам и его внешней политике, направленной сначала на то чтобы положить конец Первой мировой войне, а потом и на создание послевоенной европейской архитектуры. Но он был известен далеко не только этим. Сын и внук протестантских пасторов – он имел собственный взгляд на политику и политологию. И реализовывал его – во внутренней политике Вильсон стал одним из самых успешных и выдающихся реформаторов США, он искал и находил решения по более справедливому распределению, дабы избежать революции.

Главное было то, что он не верил в это могучее усилие и в возможность переделать мир за счет него…

Вильсон полагал, что общество, равно как и экономика, капитализм – складываются из десятков и сотен тысяч единичных связей между отдельными личностями, ни одна из которых не создана искусственно. Из этого вытекают два следствия. Первое – нельзя считать, что все зло в этом мире проистекает от одного лица, субъекта, политического учреждения или власти в целом (этого мы не поняли и до сих пор) и соответственно, ликвидацией этого – зло не победить. Второе – ничего нельзя изменить одним могучим волевым усилием – изменения приходят только путем долгих и терпеливых действий.

В записях своего цикла лекций «Природа государства и его отношение к прогрессу» 1894 года Уилсон изложил свое политическое кредо. Эти лекции начинаются со слов: «Государство – это народ, независимо организованный в соответствии с законом на определенной территории». Таким образом, государство начинается с «народа». Вильсон определил «закон» как общую волю народа, исходящую от церкви и религиинаряду с другими факторами. Индивид был необходим для функционирования государства, но государство делало этого индивида чем-то большим. Вильсон описывал само государство в религиозной терминологии как «вечное, естественное воплощение и выражение более высокой жизни, чем личность». Прогресс по Вильсону представлялся как борьба (самодисциплина), религия и образование. Взаимодействие между людьми в рамках государственного проекта во имя высшей цели способствовало прогрессу. Хотя это взаимодействие могло быть непредсказуемым, оно не должно было быть хаотичным, поскольку «свобода достигается только там, где существует наилучший порядок». Прогресс государства Вильсону виделся как гегелевский тип постоянного, плавного поступательного движения по воле самого Бога.

В еще более ранней неопубликованной статье, которую он написал в возрасте 23 лет, Вильсон говорил о святом Граале русского общества – о Французской революции. Вильсон признавал благородные цели Французской революции, но в то же время он утверждал, что ее лидеры препятствовали достижению этих целей. И он утверждал, что французское общество будут постигать неудачи до тех пор, пока французы не избавятся от своей тенденции к централизованному управлению. Франция в таком состоянии будет колебаться между деспотизмом и хаосом, потому что люди, составлявшие французское общество, были неспособны к умеренным конституционным действиям. «Французский ум, кажется, движется под прямым углом к закону и параллельно со всеми опасными крайностями». В еще одной лекции, Вильсон утверждал, что неудачи французского правительства была вызвана ошибкой в сознании отдельного французского гражданина, его неспособностью осознать, что государство должно быть слугой личности, а не наоборот: «Таким образом, даже воображение самых обнадеживающих реформаторов было порабощено пагубным представлением о функциях государства. Признать в правительстве только агента или инструмент управляемых было бы для них столь же невозможно, как стереть всю прошлую историю Франции. Для них государство и было нацией». Вильсон считал, что большая часть социальных проблем во Франции была вызвана ролью церкви. Это заставило французов слишком высоко относиться к коллективу и слишком пренебрежительно – к личности. Эта неспособность выстроить правильную шкалу приоритетов между обществом и индивидуумом привела к возникновению общества, которое колебалось между насильственной революцией и пассивностью перед лицом тирании.

Сейчас, в двадцать первом веке – практически никто в России не знает и не читал Вильсона, как его не читали ни в девятнадцатом, ни в двадцатом веках. Нет даже нормального сборника его трудов на русском. Проблема в том, что хотя он, во всем вышеизложенном и не думал о России – но все что он написал, зловеще знакомо. Определение «общества, которое колебалось между насильственной революцией и пассивностью перед лицом тирании» это определение и нашего общества, в том числе сегодняшнего общества.

Если мы будем разбирать мысли и деяния всех наших революционеров 19 и 20 века – то мы увидим одну их общую черту. Все они боролись против царского абсолютизма – но по факту никто не собирался от этого абсолютизма отказываться. Русские революционеры в своих организационных построениях – выказывали крайнюю степень несвободы, которая подчас перехлестывала даже за рамки их французских учителей. Никто из них не сомневался, что общество надо менять и менять быстро, а раз это надо делать – то такие изменения возможны лишь насильственным путем. Все они боролись против свободы, так как опасались и не без оснований, что люди получив определенные свободы, перестанут быть заинтересованными в революции. Кроме того, все они намеревались разрушить церковь как стабилизирующий и объединяющий социальный институт, так как и он мешал делать революцию. Кроме того, они совершенно не оценили те возможности, какие давало местное самоуправление и были против любых частичных уступок и постепенного движения – так как и это по их мнению мешало делать революцию. Революция из средства превратилась во всепоглощающую цель, причем цель эта был деструктивна. Разрушить весь существующий мир до основания.