Хелен Льюис - Неудобные женщины. История феминизма в 11 конфликтах

В начале и середине XX века реформы продолжались, и сегодня в Англии и Уэльсе, по данным Национальной статистической службы, разводится более 100 000 пар в год. В долгу у Каролины Нортон не только те женщины, которым удается получить развод, но и те, кто еще только готовится вступить в брак. Ее кампания изменила значение брака для женщин: он перестал быть сделкой купли-продажи и постепенно превращается в договор двух равных партнеров.

Каролина Нортон – непростая героиня для современных феминисток. «Для женщины естественно подчиняться мужчине, – писала она. – Аминь! Так завещал нам Бог, а не человек. Я никогда не поддерживала варварскую и смехотворную идею о равенстве полов». По ее словам, она лишь тень своего мужа, «как луна в облаках рядом с ярким солнцем». Ее аргументация строилась на традиционных представлениях о святости и жертвенности материнства и о собственном социальном статусе. Она хотела жить лучше, чем прислуга или падшие женщины, имевшие внебрачных детей. Сегодня мы назвали бы это политикой добропорядочности – верой в то, что маргинальные группы могут избежать дискриминации, изображая «респектабельность». Это опасная ересь, ведь власть имущие определяют, что считать хорошим поведением. Права должны быть всеобщими и не зависеть от того, симпатичен ли истеблишменту человек, который борется за свои права. Иначе не избежать возражений: «Извините, мы бы и рады вам помочь, но вы ведете себя невыносимо…»

Мой развод был далеко не таким тяжелым, как у Каролины Нортон, но все-таки довольно унизительным опытом. В свадебной индустрии вращаются миллиарды фунтов, однако в журналах и на интернет-форумах, где женщины называют себя «будущими миссис Х», ничего не говорится о механике разводов. Дело не в том, что они не приносят прибыли, – я могу показать таунхаусы в Ридженси, заработанные адвокатами на бракоразводных процессах, – а в том, что это до сих пор считается позором. Развод – это личная неудача.

Конечно, после развода я чувствовала себя неудачницей: словно своими руками разбила рамку с фотографией счастливой жизни. Я разочаровала родителей. Пятеро или шестеро друзей отвернулись от меня. Мне казалось, все вокруг видят, что я сняла с руки обручальное кольцо, хотя вряд ли хоть кто-то это заметил. Поженившись, мы взяли двойные фамилии, так что мне пришлось менять документы. Это ощущалось как публичное признание личного позора.

Когда в 2015 году я снова вышла замуж, то наотрез отказалась брать фамилию супруга. Если имя вообще может быть чьим-то, то мое имя – Хелен Льюис. Да, Льюис – это фамилия моего отца, она передается по мужской линии, но я ношу ее с рождения. Так зовут меня. Да и какие, собственно, другие варианты есть у женщины? Гражданский активист Малькольм Икс [6] Американский активист за права темнокожих. – Прим. науч. ред. вообще отбросил свою фамилию – он писал в автобиографии: «"Икс" заменил мне Литтл, фамилию белого рабовладельца, которой некий голубоглазый дьявол заклеймил всех моих предков по отцовской линии». Но многие ли из нас пойдут на такой радикальный шаг? Одна знакомая пара перемешала свои фамилии и получила новую; это также решило проблему с именем детей [7] Но это неудачное решение, если девица Стоянова выходит замуж за мужчину по фамилии Каяк. .

Традиционное восприятие брака как формы владения имуществом великолепно отражают имена из «Рассказа служанки» Маргарет Этвуд: Фредова, Уорренова, Гленова. Это патронимы: к имени хозяина прибавляли «-ова». Прежняя идентичность Фредовой стирается вместе с именем, когда ее перевоспитывают в служанку. Отныне она собственность Фреда. Однако превращение во Фредову мало чем отличается от превращения в «миссис Джон Смит», как и сегодня пишут в приглашениях на светские мероприятия. В конце 1960-х годов активистка Шейла Майклс активно боролась против статуса «мисс» или «миссис» и за утверждение «статуса женщины, которая не принадлежит мужчине». Она добилась своего. Благодаря журналу Ms [8] Американский феминистский журнал, которые предложил новую форму обращения к женщине «миз». В ней не фиксируется семейное положение той, к кому обращаются , учрежденному в 1971 году, слово «миз» за одно поколение из диковинки превратилось в языковую норму.

Нравы Республики Гилеад в «Рассказе служанки» могут шокировать, но то, что женщины, имеющие карьеру и банковский счет, с такой готовностью стирают самый очевидный знак своей идентичности – имя, шокирует еще сильнее. А ведь многие даже считают это романтичным. «Мы единый организм», – читаю я в какой-то статье. И это – его организм. В странах, где придерживаются английских правил присвоения имен, женщина берет фамилию супруга – и стирает собственную семейную историю, свою прежнюю жизнь и обнуляет результаты поиска в Google . Женщин сложнее найти и в приходских книгах, и в исторических документах. Порой все, что от них остается, – лишь фамилия супруга: «миссис Смит», «миссис Таннер», «миссис Картрайт».

Есть и другие следы того, как брак стирает идентичность женщины. При регистрации брака вам задают вопрос о профессии отца – но не матери. В свидетельстве о браке есть строки для данных об отце – но не о матери. Дети матерей-одиночек и лесбиянок оставляют эти графы пустыми. Мы с мужем отказались вписывать туда одного родителя. Секретарь выглядел уязвленным, но вынужден был согласиться [9] В 2018 году Закон о регистрации брака был принят в первом чтении в палате общин. Цифровая регистрация брака давала бы возможность вписывать имя матери. Дальнейшее прохождение законопроекта было заблокировано в связи с роспуском парламента перед всеобщими выборами в 2019 году. . Конечно, это уже никого не удивляет, поскольку распространено повсеместно. Но, по сути, «миссис Икс» – это просто еще один вариант Фредовой. Одна из сложнейших задач феминизма – показать, как традиция извращает наше представление о вещах и заставляет считать, что текущая политика обусловлена естественными и нерушимыми законами.

Идея о том, что «покрытая» женщина (feme covert) в юридическом смысле – просто придаток мужа наряду с детьми, звучит строго викториански. Но последствия ее ощущались много позже и не ограничивались регистрацией браков. Моя мать, которая в 1970-е годы была слишком занята кухней и пеленками, чтобы включаться в какую-либо политическую активность, рассказывала, как она разозлилась, обнаружив, что ее детей могут вписать только в паспорт отца. В Великобритании эту проблему решили в 1998 году, выдав детям отдельные паспорта, но даже сегодня к женщинам, у которых дети носят другую фамилию, на границе порой относятся с подозрением.