Яков Нерсесов - «Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том III. «Первый диктатор Европы!»

Поэтому, будучи человеком дальновидным, он решил отойти от военной деятельности, но до конца жизни пристальнее всего следил за своей армией, так как это был очень опасный «институт» в экстремальных моментах (вспомним хотя бы трагические события 11 марта 1801 г., не говоря уж о перевороте в пользу его бабки, «недоглядевшей-проглядевшей» убийства своего законного мужа-императора либо прабабки с ее весьма мутной историей вокруг Анны Леопольдовны и ее многочисленного потомства вплоть до Иоанна Антоновича), но без которого самодержавие не могло существовать. Да и внутренне государь, как и все представители династии Романовых ( а потом уже и «Гольштейн-Готторпофф» с разными немецкими «примесями» ), ассоциировал себя лично, в первую очередь, как военного человека. Правда, с 1805 г. и до окончания наполеоновских войн Александр постоянно находился в затруднении – в поисках людей, которые могли бы возглавлять армию, иными словами, хороших полководцев, готовых успешно противостоять французскому оружию. Сам он не видел таких военачальников среди русского генералитета (не раз об этом говорил) , часто искал таланты среди заграничных мэтров военного дела. Надо сказать, что результаты поиска не всегда были для него положительными.

Вспомним хотя бы принятого им в декабре 1806 г. на русскую службу К. Л. Фуля, который в чине полковника служил до этого в штабе короля Фридриха Вильгельма III и участвовал в сражении при Ауэрштедте, а затем был приглашен преподавать царю азы военной стратегии. Считается, что этот очередной схоласт—иностранец, умевший облечь в наукообразную форму стратегические истины, очень импонировал русскому монарху.

В общем, идеальная кандидатура так и не была им найдена ни за рубежом, ни в своем отечестве. Чаще всего он производил в генеральские чины за беспорочную службу людей, которых, как правило, знал лично, это были выходцы из гвардии (кузница генеральских кадров). И все равно самыми яркими представителями военной сферы России оказывались герои, выдвинутые военной жизнью из армейской среды.

И, тем не менее, к моменту очередной войны с Наполеоном русская армия снова обрела силу. После фиаско под Аустерлицем российский император и его генералитет «засучили рукава» и начали делать надлежащие выводы: тактические приемы XVIII в. навсегда ушли в прошлое. В Европе царил новый законодатель «военной моды» – Наполеон Бонапарт, полководец, блестяще усвоивший и модифицировавший оригинальные находки своих выдающихся соотечественников Гоша и Марсо, Клебера и Жубера – в ту пору уже покойных. Теперь поле сражения приобретало иной вид: вместо длинных, маршировавших в ногу шеренг пехоты от укрытия к укрытию быстро перебегали цепи стрелков, в наступление шли грозно ощетинившиеся штыками колонны. Очень значительно увеличилось количество пушек и их маневренность. Появилась возможность в мгновение ока (мобильные скорострельные конные батареи) собрать на нужной позиции до сотни орудий и их массированным плотным огнем проложить дорогу пехоте и кавалерии…

Русская пехота подразделялась на легкую (егеря) и линейную (мушкетеры и гренадеры), а кавалерия – на тяжелую (кирасиры), среднюю (драгуны) и легкую (гусары или уланы).

Реформы начались с изменений во внешнем виде войск. На смену прусскому типу обмундирования, узкому и неудобному, пришел более приспособленный для боя, французский. Исчезли пудреные парики и косы, приводившие в негодование еще Суворова. Вместо треуголок в пехоте стали носить высокие шапки из кожи или сукна (кивера), а также темно-зеленые мундиры с высоким воротником, панталоны и сапоги. Каждый полк имел воротник и погоны своего цвета. В холодное время года надевали серую шинель. Вооружением пехотинца служило ружье со штыком и тесак. Стойкость, храбрость и выносливость русских пехотинцев делал их самыми серьезными противниками французов в Европе, особенно в самом тяжелом виде боя, как физически, так и психологически – штыковом и рукопашном, где неприхотливый и крепкий русский мужик (выносливый крестьянин) был особо хорош и прекрасно знавший это, Александр Васильевич Суворов делал на это очень большую ставку: «В атаке – не задёрживай!!!» «Ломать противника штыками!!!»

Кавалерия щеголяла в коротких куртках (кирасиры – в белых, драгуны – в светло-зеленых, уланы – в темно-синих) с фалдами и высоким воротником и рейтузах. Головы кирасир, драгун и конных артиллеристов украшали черные кожаные каски с гребнем из конского волоса. Гусары красовались в киверах черного цвета, украшенных кистями и шнурами, а уланы – шапках с четырехугольным верхом.

Конница была вооружена холодным оружием (кирасиры и драгуны – палашами, гусары и уланы – саблями и пиками), а также карабинами и парой пистолетов. Русская кавалерия имела хороших лошадей и мало в чем уступала французской, к тому моменту уже основательно пересевшей на превосходных трофейных австрийских и прусских коней.

Помимо регулярной кавалерии, большую роль в русской армии играли казачьи полки, одетые в темно-синие кафтаны, синие шаровары, сапоги и черную смушковую (баранью) шапку. Вооружены они были пикой (дротиком), саблей, двумя пистолетами и карабином. О боевых качествах казаков ходили легенды. И хотя в одиночном бою казак не был таким грозным противником как турецкий мамелюк либо прусский черный гусар или польский улан, но в чередовании изматывания и ускользания казаки были вне конкуренции. Сам Наполеон признавал казаков лучшей легкой кавалерией Европы. Уже на закате своих дней, он заметил: «Если бы у меня были русские казаки, полмира было бы у моих ног…»

… Между прочим , о казаках западные европейцы заговорили еще во времена легендарного Италийского похода неистового Александра Васильевича Суворова. А после войны с Наполеоном в 1806—1807 гг. их уже сильно зауважали во всей Европе. Эти крепкие бородатые черноволосые молодцы-красавцы подпоясанные широкими патронташами из красного сафьяна, с нагайкой через плечо на ремне со свинцовой пулей на конце, шпор не применяли. Эти степные охотники умело использовали свои навыки добытчиков и в охоте на… людей. Так у них был прием – «идти по сакме» – искать на земле следы прошедшей конницы врага и мгновенно принимать единственно правильные решения. В преследовании, тревожащих набегах-наскоках, перехвате неприятельских гонцов, разведке, выставлении пикетов, захвате «языков», казаки были незаменимы. В «нерегулярном бою», когда главным оружием были внезапность, хитрость и смекалка им не было равных. Сила казаков была, в том числе, и в достоинствах их непревзойденных лошадей. Их довольно мелкая и неказистая казачья лошадка была быстра и невероятно вынослива. Для казака его конь был всем. Недаром старинная казачья пословица гласила: «Казак сам с голоду умрет, а коня накормит!» Сам Суворов считал казаков «глазами и ушами армии». Петр Иванович Багратион, человек, в чьей воинской доблести не принято сомневаться, вообще считал, что казаки с их пиками в погоне – когда надо было суметь достать врага в спину – страшная сила! Сам лихой гусар Ней – одна из трех среди маршалата (наряду с Мюратом и Ланном) лучших шпаг-сабель Франции той поры – открыто признавал, что «… меня сильно донимают казаки». В тактике казаков были свои особенности. Так в атаке они предпочитали «лаву» – рассыпной строй – охватывающую неприятеля с флангов и с тыла. При этом в схватке участвовали не все казаки, какая-то часть оставалась как бы безучастной в середине лавы. Это был так называемый «маяк», который держался для возможного преследования разбитого неприятеля. В обороне обычно применялся «вентерь» – так называлась рыболовная снасть, в которую рыба попадала, но выбраться из нее уже не могла никак. Часть казаков заманивала врага в засаду, по дороге в которую в скрытых местах прятались казачьи отряды. Если притворное бегство заканчивалось вовлечением неприятеля в «вентерь», то на него обрушивались казаки сразу с трех сторон и «дело было в шляпе». Сторожевое охранение казаков по мнению Наполеона считалось лучшим в Европе. Другое дело, что среди мирного населения Европы отзывы о них были самые что ни на есть ужасные: эти лихие «дети южнорусских степей» гнусно «шутковали» по полной программе! Во многом это связано с тем огромным преимуществом свободы действий, которое представлялось им ввиду самого характера их боевых задач. В результате мародерство являлось делом скорее обычным, чем исключительным и казаки всегда ухитрялись выкроить для этого время. Причем, нет-нет даже и тогда когда находились на ответственном боевом задании. Подобные действия, сопряженные нередко с убийствами и групповыми изнасилованиями (вспомним хотя бы смазливо-аппетитную «шолоховскую» Франю из «Тихого Дона», пропущенную через казачью сотню!?), совершались с попустительства, если не при участии, офицеров. В результате во многих местах Европы имя этих «потомков кочевников и беглых крепостных» превратилось в синоним слова «кошмар». Впрочем, «на войне – как на войне»…