Маргарита Акулич - Калинковичи и евреи. История, холокост, наши дни

На все местечко тогда было лишь несколько десятков жителей христианского вероисповедания. В переулке Дьяковском проживали семьи бывших и действующих псаломщиков Свято-Никольского православного храма (ныне Дом детского творчества). За мостиком через речку Каленковку стояли дома священника С. Лавровского (он же и наставник церковно-приходской школы), помещика А. Горвата (там жил его управляющий), старшего ж.д. стрелочника И. К. Субботина,

зажиточного мещанина Бадея. В начале ул. Барановской проживал мещанин Д. И. Барановский, собственно и давший улице ее название».

Калинковичи в начале 1917 года

В 1917-м г. (в его начале) мещанская управа Калинкович была под началом богатого торговца, владельца большого дома и лавки, состоявшей из четырех комнат. Был хороший достаток и у ряда торговцев, в число которых входили [9]:

«Х. Гаммельштейн (несколько тысяч рублей годового оборота), Б. Медведник, М. Мышелов, Ш. Голод, А. Лазбин, С. Безуевский, Г. Шлейфер, Ш. Миневич и Х. Комиссарчик. Свои небольшие лавки имели, или брали в поднаем у более состоятельных сородичей М. Журавель, Б. Фейгельман, Ю. Комиссарчик, П. Левина, М. Рабинович, Ю. Утевская, Ф. Эпштейн и другие».

Однако здешние еврейские жители зарабатывали на жизнь с помощью извоза или какого-либо ремесла.

Если бы вы в то время посетили Калинковичи, его улицы и базар, вы бы могли там встретить [9]:

«учителя „хэдэра“ (религиозная школа) И. Берковича, аптекаря З. Михлина, парикмахера И. Бухмана, брандмейстера пожарной команды Н. Факторовича, кожевенника М. Рабиновича, кузнеца З. Вольфсона, сапожника М. Герштейна, возчиков М. Баргмана и Х. Слободского, столяра Л. Дущица и даже первого в этих местах фотографа В. Букчина».

Что касается более молодых (Голода Х., Винокура Ф., Рогинского Х., Пикмана А., Чертока И., Гузмана И., Лиокумовича Л., Букчина Б.), и их сверстников, проживавших в расположенных рядом с Калинковичами хуторов, деревень, поселков и сел, которых насчитывалось около 150 чел., они сражались на Румынском фронте с германцами.

Когда началась война, западные беларуские губернии (включая Минскую) находились на военном положении. Военные власти и губернаторов наделили неограниченными правами. Был наложен запрет на проведение демонстраций, митингов, забастовок. Имело место введение «сухого закона», если человек появлялся в нетрезвом виде на улице, базаре, в магазине и т. д., на него налагали штраф в размере двадцати пяти руб. либо его помещали на семь суток в камеру земского управляющего.

Многие жители Калинкович стали заниматься самогоноварением, продавая в бутылках мутный «первач» за пять руб. за один л.

Не было регламентации рабочего дня. Все подорожало [9]:

«Если за годы войны месячная заработная плата калинковичского железнодорожника среднего звена (паровозный машинист, кондуктор, стрелочник) увеличилась примерно в полтора раза и составляла 45—60 рублей, то цены за это же время выросли в 5—7 раз! Раньше в буфете 3 класса при Калинковичском вокзале приличные порции щей с мясом и жаркого стоили по 10 копеек, каши с маслом – 5 копеек, а хлеб к ним вообще отпускался бесплатно, то теперь худший качеством обед стоил там уже 1 рубль 20 копеек. Съемное жилье обходилось ранее в 3—5 рублей, ныне – 10—12. За вычетом взносов в пенсионную кассу, „на нужды войны и в Красный Крест“, дрова, керосин, баню, обучение детей в школе, для того, чтобы сносно питаться и приобрести кое-чего из одежды, в семейном бюджете оставалось не так уж много. В самой богатой ассортиментом торговой лавке на улице Почтовой (ныне магазин „Евросеть“, нарядный двухэтажный домик напротив гастронома „Юбилейный“) зимний овчинный кожух стоил 170 рублей, пара сапог – 20—25 рублей, ситцевая рубаха – 2 рубля 50 копеек, портсигар – 20 рублей, свечи – 2 рубля за фунт (410 гр.). В соседней продуктовой лавке цены за фунт были: сливочное масло – 4 рубля, сахар – 1 руб. 50 копеек, чай – 4 рубля, колбаса копченая – 2 рубля, соли – 10 копеек, десяток сельдей из бочки стоил 3 рубля. Люди посостоятельнее и те возмущались новой ценой киевских леденцов к чаю – рубль за фунт! На базаре пуд ржи стоил 2 рубля 35 копеек, картофеля – 75 копеек, сена – 80 копеек».

Калинковичи в 1917-м году

«…Старинное местечко тогда насчитывало примерно 250 домовладений, где проживали 2,8 тыс. человек. Самой протяженной была улица Почтовая (ныне центральная часть ул. Советской) – от речки Каленковки до Свято-Никольского храма и немного за ним. Севернее ее был небольшой переулок Дьяковский (ныне часть ул. Пролетарской), южнее – улицы Барановская, Зеленая и Гимназическая (ныне части улиц Калинина, Красноармейского и Луначарского)…» [9].

Источник: https://belisrael.info/?p=9997

Калинковичи в 1917-м году описаны в статье историка и краеведа Владимира Лякина [9]:

«… за пределами железнодорожной станции Калинковичи и прилегающих к ней еще семи отдельных поселений (всего ок. 4,2 тыс. человек, включая солдат гарнизона), что располагались тогда в нынешней черте г. Калинковичи, шла напряженная, тревожная прифронтовая жизнь. Еще несколько дней (а в глухих сельских углах и с полмесяца), люди ничего не знали о наступающих великих исторических переменах и не догадывались о грядущих небывалых испытаниях.

В Калинковичах, местечке и на станции, среди грамотной публики ходил по рукам текст запрещенной цензурой, нелегально отпечатанной речи с заголовком «Глупость или измена?» депутата Государственной Думы П. Милюкова. «Мы потеряли веру – говорилось в ней – что эта власть может привести нас к победе. Если мы говорили, что у нашей власти нет ни знаний, ни талантов, необходимых для настоящей минуты, то теперь эта власть опустилась ниже того уровня, на котором стояла в мирное время».

Прочие обыватели, оголодавшие и озлобленные на власть, рассказывали друг другу привезенный кем-то из поездных пассажиров столичный анекдот:

– Заметил Распутин что наследник престола отрок Алексей чуть не каждый день в слезах. Спрашивает: «Что случилось, Ваше императорское Высочество? Почему вы так часто плачете?» – «Да как же иначе, – отвечает царевич, – судите, святой отец, сами: когда русских на фронте бьют, папенька плачет, и я вместе с ним, а когда бьют немцев, матушка плачет, и я с нею».

Кто такой Григорий Распутин, и какое место он занимает при царской семье, в Калинковичах знали все. Дело в том, что его личным секретарем и доверенным человеком был хорошо известный тут 55-летний Арон Симанович, бывший владелец ювелирного магазина в Мозыре. «Во время войны – рассказывает он в своих мемуарах – ко мне обращалось очень много молодых евреев с мольбами, освободить их от воинской повинности. Для этого имелось много путей, но я выбирал всегда наиболее удобный для данного случая. Однако часто совершенно отсутствовала какая-нибудь законная возможность, и я должен был прибегать к исключительным мерам». Обращались к нему и земляки – через старшего брата Хаима Симановича, проживавшего в Калинковичах. Он был компаньоном Х. Гаммельштейна, торговал в его лавке (ныне торговый центр «АнРи») ювелирными изделиями и прочим «красным» товаром. Когда в первых числах января вначале разнеслись смутные слухи, а затем и пришли газеты с официальным сообщением об убийстве в Санкт-Петербурге всесильного «старца», эти контакты, к великому сожалению калинковичских финансистов, прервались. Разговоры на селе были тоже, в общем, сочувственные: «Вот, в кои-то веки добрался мужик до царских хором – говорить царям правду, – и паны его уничтожили»…