Николай Шахмагонов - Золотой скальпель

– Но он же на фронт рвался?! – с удивлением воскликнул Гулякин, вопросительно глядя на Акодуса.

Тот лишь горько усмехнулся, встал, опершись на подлокотники кресла, обошёл вокруг стола и, положив руку на плечо Михаила, тихо сказал:

– Эх, молодость, молодость. Подавай вам фронт, и всё тут. Боитесь не успеть, думаете, что войны на вас не хватит. Увы, на всех, к сожалению, хватит этой войны, каждому достанется с лихвой. Вы уж мне поверьте. И Гусев не на курорт едет. Так я говорю? – обратился он к членам комиссии.

– В Приволжском военном округе, Миша, – пояснил Боцманов, – резервы формируются, причём, части и соединения, близкие к вашей специальности врачей Военно-Воздушных Сил. Там сейчас доукомплектовывается воздушно-десантный корпус. Служба у десантников нелёгкая, поэтому посылаем туда только добровольцев.

– Прошу направить меня в Приволжский военный округ, в воздушно-десантные части, – попросил Михаил и тут же добавил: – Я ведь занимался в аэроклубе и прыгал с парашютом.

– Хорошо – кивнул Акодус, садясь в кресло и подвигая бумаги. – Направляетесь в Воздушно-десантные войска! Вас, Михаил Филиппович, мы назначим старшим группы. Завтра получите предписание. Прибыть нужно будет в Ульяновск. Оттуда направят по назначению.

В коридоре Гулякина ждал Гусев.

– Ну что?

– Едем вместе, – ответил Михаил.

После распределения Михаил Гулякин и Виктор Гусев направились в общежитие.

– Ты доволен, что попал в Воздушно-десантные войска? – спросил Гулякин.

– Ещё бы. Не зря ж мы с тобой в аэроклубе занимались, не зря с парашютами прыгали.

– Служба там посерьёзнее, чем где-то на аэродроме, – задумчиво проговорил Гулякин.

– Да что там, на аэродроме?! Она, пожалуй, даже посерьёзнее, чем в пехоте-матушке. Помнишь, как медсанбат на учениях развёртывали? А как там развёртывать, когда будем в тылу врага?

– Справимся! – уверенно сказал Гулякин и прибавил: – На почту надо зайти. Может, письмо есть из дому.

Письмо было. От сестры. Гулякин тут же вскрыл его и стал читать, кое-что комментируя.

Сестра сообщала, что отец, Филипп Кузьмич, и старший брат Алексей уже в действующей армии, младшие, Александр и Анатолий, пока не подходят по возрасту, но рвутся в бой и несколько раз побывали в военкомате. Александра пообещали направить в артиллерийское училище.

– Представляешь, – говорил Михаил приятелю, – мои старшие уже дерутся с врагом. А я в тылу прозябаю.

– Недолго и тебе осталось, – возразил Виктор. – Постой, это что же, и отец на фронт ушёл? Он ведь по возрасту не подходит.

– Разве его удержишь? К военкому ходил, добровольцем попросился. Это вторая война для него.

– Что и в империалистической участвовал?

– Не успел. Мобилизовали только в семнадцатом, в начале года, и направили в запасной полк, что стоял в Москве, в Покровских казармах. В Москве и революцию встретил, ну а потом гражданская. Всю провоевал от звонка до звонка…

За разговором незаметно добрались до общежития, вошли в свою комнату. Впервые некуда было спешить. Михаил подошёл к окну, задумчиво оглядел двор. И вдруг поймал себя на мысли, что только сейчас заметил – осень полностью вступила в свои права. Позолотило деревья в небольшом скверике под окном. Клумбы с увядающими цветами, дорожки в сквере спрятались под разноцветное, пышное лиственное покрывало.

– Скоро поезд? – поинтересовался Виктор.

Михаил взглянул на часы, ответил:

– Через три часа. Даже не верится, что уже утром увижу маму, сестру, братьев. Не думал, что отпустят. Сейчас такое время! И вдруг дали целых двое суток!

– Да много ли это? Туда и обратно… Только разбередишь себя.

– Не скажи. В нынешнее время каждая встреча с родными дорога. А тем более с братишками, которые на фронт рвутся.

До Тулы Михаил добрался пассажирским поездом. Дальше ехал рабочим. Вагон был переполнен до отказа. Среди пассажиров в основном женщины с детьми, пожилые люди. Ехали, кто куда. Одни покидали город и направлялись в сельскую местность, чтобы там переждать грозу, другие спешили на работу.

С грустью и тревогой смотрел Михаил на маленьких пассажиров, которых немало оказалось в вагоне. Дети всегда остаются детьми, и ничто их не берёт – так же непоседливы, так же говорливы они были и теперь. И всё же что-то едва уловимо изменилось в их поведении, появились скованность, осторожность. Весёлость внезапно сменялась печалью, а то и испугом.

Пассажиры с уважением смотрели на Гулякина, одетого в новую, с иголочки, военную форму: молод, а знаки различия военврача 3 ранга.

Пожилой мужчина в рабочей спецовке, сидевший напротив, спросил:

– Что слышно, товарищ командир, когда остановим фашистов?

– Остановим, обязательно остановим, – ответил Михаил.

– Все так говорят, – сокрушённо вздохнул рабочий. – Но когда же, когда?

– Скоро…

Да и что ещё мог ответить Гулякин. Пояснил:

– Я только вчера учёбу закончил. Отпустили попрощаться с родителями перед отправкой на фронт.

– Оно и понятно, – сказал рабочий, ещё раз придирчиво оглядев Михаила. – Врач? – спросил он, обратив внимание на эмблемы.

– Врач, – кивнул Михаил.

Рабочий оживился, заговорил по-отечески:

– Ты вот что, сынок, поласковее, потеплее с ранеными-то. Меня в гражданскую сильно зацепило. Вытащили с поля и сразу в лазарет. В бреду был, но, знаешь, запомнилось что? Глаза хирурга, что штопал меня. Тёплые, добрые глаза. И боль… Моя боль в них будто отражалась. Вот и у тебя глаза, вижу, добрые.

Эти горячие, убедительные фразы пожилого человека, годящегося Гулякину в отцы, запали в душу. Часто он вспоминал того рабочего и маленький урок, им преподанный.

Разговор привлёк внимание других пассажиров. Пожилая женщина спросила, сколько лет молоденькому военврачу. Кто-то поинтересовался, откуда он родом.

Михаил был приветлив и внимателен. Он понимал, что сейчас представляет в этом вагоне всё воинство, вставшее на защиту Отечества, и вся любовь этих простых людей к Красной Армии, которую они, безусловно носят в сердце, сосредоточена на нём.

Узнав, что у него три брата, что один из них уже на фронте вместе с отцом, что и младшие ждут не дождутся, когда настанет их черёд, женщины стали сокрушаться, жалея мать: сколько же тревог, сколько горя придётся ей пережить, провожая на смертный бой с фашистами мужа и детей.

И, конечно, больше всего тревожила судьба тех, кто уже на фронте, да и его, Михаила, которому тоже предстояло отправиться в пекло. Да и кто мог предположить, как сложится судьба Гулякиных в этой войне, кто из них встретит победу, а кто останется в сырой земле, сложив голову за счастье Родины.

Из Тулы поезд выходил ранним утром. Когда Михаил, стараясь быть как можно более деликатным, всё же вынужденно участвовал в штурме вагона, предрассветная мгла окутывала перрон. Но вот миновали Щекино, и затеплился тусклый осенний рассвет. Пассажиры в вагоне менялись. Кто-то вышел ещё на Косой Горе, кто-то в Щекино, кто-то на небольшой станции Лазарево. Другие сели в Плавске, чтобы ехать в Чернь, Орёл. Туда ехали на работу.