Никита Леонтьев - Усташские лагеря смерти в Независимом государстве Хорватия в 1941–1945 гг.

Период с 1934 по 1937 годы стал самым тяжелым для усташского движения. Оно повсеместно было под запретом, осуждалось и критиковалось, а его лидеры были разбросаны по ссылкам и тюрьмам. Казалось, существованию усташей вот-вот наступит конец.

Но 25 марта 1937 года в Белграде был подписан Договор о ненападении и дружбе между Италией и Королевством Югославия. Согласно Договору, «на определенных условиях Королевство Югославия амнистировало эмигрантов-усташей и позволяло им легальный въезд на свою территорию» (Д. Затезало «Ядовно – комплекс усташских лагерей 1941»). В самом Договоре упоминаний об этом нет; возможно, эта договоренность была отражена в каком-то из дополнительных договоров, подписание которых было предусмотрено пунктом 5 Договора. В свою очередь, итальянская сторона дала обязательства – запретить усташскую деятельность на своей территории, оповещать югославское правительство о состоянии усташской эмиграции и обеспечить возможность возвращения в Югославию всем желающим усташам-эмигрантам.

Естественно, что по возвращении на родину такие видные усташские лидеры, как Миле Будак, Младен Лоркович, Юре Францетич и прочие немедленно начали разворачивать широкую сеть усташской пропаганды. Так, в начале февраля 1939 года был основан ежедневник «Хорватский народ», который был абсолютно легальным усташским СМИ.

Усташское движение опиралось и на католическую церковь. Клерикализм помогал воспитывать новых членов движения в духе экстремистского национализма, шовинизма, расизма, национальной и религиозной ненависти, сепаратизма и стремления к мести. Такого рода воспитание проводилось специально созданными в этих целях обществами: «Крестовое братство», «Мариина конгрегация», «Домагой» и прочих.

Особенно следует выделить «Крестовое братство», которое, будучи зарегистировано как сугубо религиозная организация, фактически являлось полувоенным институтом усташства. С 1937 года это общество начало функционировать в Госпиче под руководством Степана Патка и Анте Брклячича. «Крестовое братство» воспитало самых кровавых палачей и убийц. Члены братства приветствовали друг друга поднятой правой рукой и возгласом «Да здравствует Анте Павелич!».

Еще одно общество из Госпича – «Мариина конгрегация» – было основано жупником Николой Машичем и воспитывало преимущественно девочек и девушек – учащихся средних школ.

Клеро-националистическую концепцию в своих речах выражали многие усташские лидеры. Сотрудничество усташства с католической церковью подчеркивал, например, Миле Будак, который в своем выступлении, состоявшемся 13 июля 1941 года в Карловце, заявил: «Братья и сестры! На нашей преданности церкви и католической вере основана вся наша работа, ведь история научила нас, что не будь мы католиками – мы бы давно прекратили существование. На них-то, братья и сестры, на наши величайшие святыни – церковь, веру и семью – нападают наши главные враги: православные и большевики. Они всегда ищут самое чувствительное место, чтобы ударить по нему. Но именно тут мы дадим им сильнейший отпор, ведь на этих святынях базируется идеология усташского движения».

Можно понять и принять тот факт, что усташи создали образ внешнего врага (точнее, двух – сербов и коммунистов всех национальностей). В этом нет ничего необычного. Необычно другое – то, с какой нечеловеческой свирепостью усташи обращались со своими пленными. Пытки и казни в исполнении усташей приводили в ужас как итальянских, так и немецких солдат и офицеров. И это при том, что усташское движение всегда черпало силу в народе – иначе оно бы не смогло просуществовать так долго. Неужели целый народ можно считать геноцидным, неужели в те годы вся хорватская нация была нацией изуверов и жаждущих крови зверей?

Разумеется, нет. Ответ кроется в том, из каких именно слоев народа пополняли свои ряды усташи, а также в том, каким образом они этого добивались.

Лидеры усташского движения обращали свои взгляды не только на Лику и Далмацию (хотя Лику в принципе можно считать колыбелью усташства), но и вообще на бедные деревни и села, на районы с низким уровнем жизни. Бедные, неграмотные, но любящие свою Родину крестьяне – вот кто был основным «сырьевым ресурсом» для Павелича и его приближенных. Повлиять на мировоззрение этих людей таким образом, чтобы они поверили в идею этнически чистой Хорватии, Хорватии без сербов и евреев, было не так уж сложно.

А вот научить этих людей убивать – сложнее. Тут в ход шли разные инструменты убеждения, в зависимости от конкретного человека. Например, молодым ставили в пример старших – уже состоявшихся убийц. Дальше все зависело от крепости психики «обрабатываемого» новичка и дара убеждения его более опытных товарищей.

Как это выглядело в жизни – то есть как проходило первое «боевое крещение» усташей – можно понять из рассказа усташа Йосипа Орешковича. Ему было всего 19 лет, когда в 1942 году его схватили партизаны. На вопрос, как он, такой юный, мог совершать все эти страшные злодейства, Орешкович рассказал целую историю, которая наглядно демонстрирует нам, как Павелич воспитывал своих палачей.

«Еще будучи учеником 6 класса госпичской гимназии, я в 1939 году вступил в ряды религиозной организации «Крижары». Там нас воспитывали в усташском духе. Наши встречи посещали Юрица Фркович и Юцо Рукавина, они читали нам лекции антисербского толка. Наш пароль был: «Во имя Христа – убей антихриста!» Антихристами для нас были сербы, евреи и коммунисты. Мы организовали ударную группу, которая по ночам нападала на всех «левых». Когда началась война и армия Югославии рассыпалась, мы участвовали в ее разоружении. Мы сразу же вступили в ряды усташей, поскольку считали это своим национальным долгом. Меня и еще некоторых из Госпича направили в лагерь Слана на острове Паг.

К нам приводили девушек-пленниц, раздевали их догола и говорили, что мы можем взять любую из них, но с условием: после полового акта их нужно будет убить. Некоторые из молодежи, опьяненные вином и желанием, легко убивали тех, кого выбрали. Я так не мог. Мне было это противно, о чем я заявил публично. Спустя пару дней в лагерь прибыл какой-то высокий чиновник из Загреба по фамилии Лубурич. Прибыл он, чтобы познакомиться с работой лагеря. И вот тогда-то, с его приездом, и началась настоящая мясорубка. Все море около острова Паг было красно от крови. Лубуричу доложили, что я и еще некоторые усташи не хотят принимать в этом участие.

Узнав об этом, Лубурич созвал всех усташей, построил нас и выступил перед нами с речью. Он сказал, что те, кто не способны убивать сербов, евреев и коммунистов – предатели усташства. После чего спросил – кто же тот усташ, который отказывается убивать пленных? Вперед шагнули я и еще несколько людей. Поскольку я шагнул первым, Лубурич подозвал меня к себе, поставил перед строем и спросил, какой же из меня усташ, если я не могу убивать сербов и евреев.